просто отдаленно?
– Нет. Ничего похожего. Разве что, Парусник Маака. Она довольно большая, куда больше той бабочки, что сидела у меня под кепкой. Максимальный размах крыльев Парусника, в частности, самца, примерно около тринадцати сантиметров. У той бабочки, сдается мне, он бы не превысил и девяти. Все в ней было достаточно просто, вот только… Сам окрас переливался, будто чешуя рыбы.
Я отпил немного кофе, проследил, что она смотрела на меня, а не по сторонам, и продолжил.
– Но на ней не было ни симметричного узора, ни чего-то такого, что свойственно чешуекрылым. Было просто черное полотно, покрытое россыпью изумрудного. Представь, что каждая ее частичка черного опыления была присоединена к частичке изумрудного опыления. И это было так натурально, что можно не поверить своим глазам. Это было настоящее чудо природы. Ни пятнышка, ни резной окантовки по краям крыльев, буквально ничего. Только черная мгла, словно кусок вселенной.
– И ты никому об этом не рассказывал?
– Рассказывал одному профессору, а потом однокурснику, а тогда, когда это случилось, рассказал своей бабушке. Но я никому не говорил как именно это случилось. Я просто описывал бабочку, которая заняла все мое воображение. Но никто, включая профессора, что опросил всех своих коллег и искренне заинтересовался вопросом, а потом предлагал мне всевозможные варианты особей с похожим опылением и строением крыльев, никто из них не докопался до той правды, что я искал. Профессор раскладывал фотографии на своих коленях, и мы с ним вместе, согнувшись в три погибели, два кретина с бабочками в голове, рассматривали кандидатуры, предложенные региональным советом энтомологов, а по совместительству еще и лепидоптерологов.
Я сделал паузу. Внутри паба громко заговорили мужчины. Скоро должна была завязаться потасовка. Такие вещи я чуял всегда, и безошибочно успевал смотаться оттуда перед тем, как кто-то кому-то врежет. Это была моя сверхспособность. Мы вместе посмотрели в желтые окна, где двое потных мужчин стояли друг напротив друга и мотали руками, потом, будто думая об одном и том же, синхронно повернули головы в сторону улицы. В ту же секунду надумал пойти дождь, мелкий и тихий, похожий на чьи-то слезы после тяжелого дня. Я ждал этого дождя.
– Неужто никто не посчитал тебя сумасшедшим?
– Как же, было и такое. Сначала все загорались идеей найти эту самую бабочку, а потом застать меня врасплох. Но когда я начал отвергать бабочку за бабочкой, что мне показывали на марках или карточках для коллекционеров, на фотографиях из научных трудов, кадрах из научно-исследовательских фильмов… Начинали считать меня идиотом. Видишь ли, сначала они верили, что такое может быть. Что может быть некое неизвестное никому существо, которое миру только предстоит обнародовать. Потом, когда ничего не выходило и у них, начинали откровенно беситься. Остаться не у дел – не самое приятное, что может быть. Считать, что именно ты сможешь разгадать что-то великое, а потом понимать, что не можешь. Иногда проще