голове?
Что-то там все-таки было. Верзинская способность считать и решать задачи была чем-то настолько явным и видным, что даже Пыжика она немного пугала. Сам Верзин относился к ней с пугающим равнодушием.
На третьей парте, позади Верзина, сидела Ли-лу. Настоящее имя у нее было не такое, а вполне себе обычное – Лиза. Но Ли-Лу отражало ее точнее.
У нее были пшеничного цвета волосы и глаза с отливом в фиолетовый, под которые она подбирала все, во что одевалась – поэтому, если сверху смотреть на их класс, почти всегда посередине можно было увидеть фиолетовое пятно. Лиловые кофты, синие юбки, голубые вязаные свитера, арктический голубой, сиреневый нежный и прозрачный, сизый, почти до голубиного. Все это было надето на нее, и она мечтательно сидела внутри этого фиолетового облака.
Ли-Лу не то чтобы плохо училась – в ней не было старательности Марышевой и спокойной дисциплинированности Петры. С двух минут становилось понятно, что для Ли-Лу важнее всего чувства, не знания. Она была из тех девушек, что живут чувствами, ими питаются, и все, что с ними происходит, принимают на свой собственный, чувственный счет. Уже в пятнадцать она была девушкой, а года через два, должно быть, станет женщиной – без какого-либо подстрекательства со стороны других. Сама по себе.
Глаза ее были устремлены на Верзина. Ли-лу и Верзин. Вто это любовь.
Пыжик зевнул.
Классная продолжала что-то бормотать, и Пыжик пожалел, что у него нет часов. Урок начался полчаса назад, и солнце за окнами еще не до конца встало, но сонно двигалось все вверх и вверх над углом крыши.
2
Классы в их школе были двух цветов – буро-коричневые, с портретами сзади, и голубые, с портретами спереди. Голубые ассоциировались у него с малышней – красить начали с крыла начальной школы, и, видимо, не сомневались, что краски хватит. Ее не хватило, и все старшеклассники сидели теперь как миленькие в цвете какао. «Кофе, который кто-то подержал во рту и выплюнул», как выразился про эт Андрюха.
У классной они бывали часто, и Пыжику было скучно рассматривать ее по двадцать раз. Вряд ли ли вообще кто-то рассматривает кого-то настолько внимательно, как школьники рассматривают своих учителей. Пыжик переводил взгляд туда-сюда, чтобы не заснуть.
Прическа классной – волосы, уже начавшие седеть, аккуратно заколотые по бокам головы; Андрюхино ухо, которым тот умел двигать в Пыжикову сторону как-то так, чтобы не раздражать классную; пальцы Марышевой, все испачканные мелом – она только что ходила к доске, и теперь, видимо, думала, вытереть ли их о юбку или сойдет и так.
Пыжик скосил глаза на Андрюху.
– Че смотришь?
Их дружба ни на чем не строилась. Ни на чем – просто Пыжик думал, что одной рукой Андрюха касается всего остального мира, а другой касается его. Вернее даже не рукой. Ногой? Нога выглядела логичнее.
Он даже не помнил, как они