смысл тут в слове «точное». Идея приложить к движущемуся телу такой странный объект, как время, который всегда вроде бы имеется в наличии, но природа которого неясна, тоже не принадлежит Галилею. Он сделал совсем маленький шаг. Но он оказался необходим и достаточен, чтобы открылись совсем иные, необозримые горизонты. Так человек, поднимающийся вдоль отвесной стены по приставной лестнице, делает последний, ничем от других по размеру не отличающийся шаг, который решает все, потому что в результате его голова поднимается над стеной и вместо грубой ее поверхности он видит вдруг пространство за стеной, дальний горизонт, видит разом все. Радость таких открытий и движет исследователем.
Галилей ввел в науку новый объект – невидимый, правда, неосязаемый, непонятный по своей генерации, но зато несомненный, какой-то поразительно незыблемо существующий и – что важно! – существующий именно в том качестве, которое необходимо для данного случая, – в качестве длительности. Что длится – неясно, но какое это имеет значение, если никто и никогда не усомнился именно в этом свойстве времени – в его способности длиться и для всех людей одинаково. Есть и частички, мерные единицы длительности, показываемые часами. Этого достаточно, частица длительности и есть искомый эталон, который можно приложить к необозримому миру перемещений, круговых и прямолинейных траекторий, волновых колебаний. Собственный ритмичный пульс его руки стал выполнять такую же роль, что пяди и футы для измерения расстояний.
Разумеется, Галилей не был первым, кто связал время и движение между собой. Представления о скоростях, т. е. об отношении перемещения ко времени, начиная с интуитивных соображений здравого смысла и кончая формальными правилами, уже использовались в науке[43]. И вся заслуга Галилея, его маленький шаг состоял в изобретении удобного и универсального способа использования времени для измерения движения. Вся наука Нового времени началась с одной небольшой теоремы, в которой освоено практически, выведено правило связи, всегда однообразной закономерной связи между временем и преодолением расстояния. Галилей не рассуждает о времени, оно ему как сущность (т. е. как философское понятие) неинтересно. Он ничего о нем не говорит, для него неважно, что оно такое. Поскольку нужно было что-то сказать о применяемом главном инструменте своих формул, Галилей в «Беседах» «определяет» время как предмет общепонятный. То есть он пользуется тем обыденным представлением о времени, которое сложилось до него. Есть что-то, что мы измеряем часами, и этого достаточно. Зато часы как инструмент механики Галилея очень и очень интересуют. И он, конечно, использует не только такие природные счетчики времени, как собственный пульс, но конструирует водяные часы. В этом весь его характер. Он творец, создатель счета времени, оператор и пользователь времени.
Маленький шаг Галилея заключался в формализации использования времени. Он свел его к очень простому, зато не имеющему