по её приглашению, она протянула левую руку, не переставая писать что-то в журнал. Милютин догадался и передал документы.
– Лечились раньше? – спросила доктор. – Фамилия знакомая.
– Нет, не лечился, – коротко ответил Николай. – А Ферапонтов вам кто?
– Товарищ… по работе, – ответил он.
– Звонил, переживал. Хороший у вас товарищ, – прокомментировала главврач.
Переписала данные Милютина в новую медицинскую карточку.
– Нона отведи больного, – крикнула она вглубь кабинета медсестре.
И они пошли по длинным коридорам профилактория. Потом его переодели в больничную пижаму, тапочки разрешили оставить свои. Определили сначала в карантин, в шестнадцатую палату. Войдя внутрь, Милютин понял, что его везение кончилось. Там он увидел парня, который просил сигаретку у него на улице в июле. И парня, и день тот Николай запомнил намертво. И то, что он ответил ему тоже что-то грубое, вроде «свои надо иметь». Потом стыдно даже было, и вот где встретились. Но парень его не узнал, и Милютин, представившись новому соседу, отвернулся к стене, будто спать хочет. А на самом деле размышлял о превратности судьбы. Кто бы сказал ему в июле, что он в ЛТП ляжет, причём сам, он, наверное, обхохотался бы. А вот теперь лежит – хохочи, сколько хочешь.
Процедуры он переносил спокойно, даже равнодушно, воспринимая всё происходящее так, как будто это было не с ним. Человеком он был некурящим и карантин переживал относительно легко. Когда Славка ушёл в другую палату, Милютин расслабился, правда, ненадолго. Один за одним поступали «запойные», и их бред и частый приход врачей мешали сосредоточиться.
Милютин силился понять, где и когда из любящих людей они со Светкой превратились в чужих. Ведь попадание в ЛТП он напрямую связывал с бегством жены к майору. Ну не просто так она решилась на это. Что-то он упустил, недодал. Хотя чего недодал, и так ясно. Половое бессилие своё, конечно, он пытался лечить. Пил все таблетки, что Светка ему давала. Ходил по бабкам и знахаркам, но всё без толку. Конечно, легче было бы обвинить жену во всех смертных грехах, но Милютин справедливо рассудил, что в семейных делах виноваты оба. Хотя обида затаилась, конечно. Уж слишком неожиданно для него всё это произошло.
Ночью ему снился сон. Он видел свои похороны. Народу было немного. Светка с детьми, кое-кто из знакомых из депо. И так, несколько зевак. Во сне он слышал, как комья земли разбивались о крышку. Но страшно Николаю не было. Хотелось, чтобы всё скорее закончилось, и он остался один. Лежать было неудобно, да ещё этот галстук давил, как удавка, и Милютин стал задыхаться. Потом вдруг просочился наверх и принялся обихаживать свой холмик, прихлопывая землю. Закончив работу, он огляделся и понял, что не один. Сотни, а может, и гораздо больше прозрачных существ, бродили вокруг, и это только те, кого он мог разглядеть в свете догорающего дня. Кто-то, опершись на оградки, беседовал с соседями. Кто-то гулял парочками по аллеям. Кто-то сидел на лавочках, а некоторые, стоя на памятниках, всматривались вдаль, где шумел, дымил и ещё жил город.