магазина как-то шурин Дмитрий Семенович. Разговорились с Тимофеем:
– Я ведь такой же, как и ты, молодой с родины своей уехал. Продал в Костроме землю, какая была, и сюда. Сказали, здесь башкирцы дешево свои земли распродают. Добрались, а тут – шиш.
– Шиш? Тятя так говорил, про шиш.
– А где он у тебя, тятя-то?
– Помер. Давно уж, я маленький был. Мельницу на святки в реке ото льда отбивал, простыл, сгорел в три дня.
– Сирота значит.
– Мать живая, братья есть. Маненько обросту деньгами, им гостинцев отвезу.
– Оно и правильно. Только здесь ты деньгами – то обростать шибко долго будешь. А если сгорит магазин-то? Нынче вон пожаров сколь было. Опять вшей кормить подашься?
– Нет, обратно никак нельзя, буду другую работу здесь искать.
– Так, говоришь, отец мельницы ладил?
– Инженерил. Просчитывал, как запруду сделать. Какое колесо ставить, от начала до конца все сам, мужики на подхвате, и я между ног. Тятя и кузнец, и жнец, и на дуде игрец.
– Так, давай-ка тятино дело продолжать, Тимоша. Иди ко мне учеником, на три года. Я тоже инженерное дело знаю. Кузнечному и слесарному делу обучу, на себя работать станешь.
– Кузнечить? Верно говоришь? Не обманешь?
– Чего мне тебя обманывать, вон у меня двое ужо работают и учатся. От отцов оторвал, договорами взял на три года. Учу. Живут. Не жалуются.
– Дмитрий Семеныч, пойду к тебе. Верой и правдой работать буду.
– Ну вот и сладили. Шурину я сам скажу, что тебя забираю. Пошумит маненько, да угомоню. Доработай нынче, а вечером приходи.
Весна в Уфе дышала первой пылью мая и новой зеленью, дрожащей на легком ночном ветерке. Тимофей вышел из магазина, закинул пиджак за плечо, улыбнулся впервые за много лет, вздохнул широко и тихонько пошел в свою новую жизнь.
Мастеровой дом на Большой Казанской еще светился окнами. Тимофей вошел, закрыл за собой ворота и увидел Дмитрия Семеновича в фартуке и с клещами:
– Пришел? Авдотья, Тимофей пришел, определи парня.
Из дома вышла жена Голубева:
– Доброго здоровья. Заходи в дом.
– И вам здоровья. Мою маму тоже Евдокией, Авдотьей звать.
Дом оказался вытянутым, как вагон, по обеим сторонам- комнаты, по средине – темный коридор. Голубева остановилась перед третьей дверью слева, открыла ключом, толкнула ее. Комнатка возникла небольшая, с окном, кровать, стол, табурет, керосинка, тумбочка – умывальник, чистый рушник, тканый коврик на полу, чисто.
– Столуемся все вместе, кухня прямо и направо. Вода, дрова зимой, все помогать будешь. Что, нравится?
– Благодарствую, нравится. Не подведу.
– Иди поужинай, парни еще щи хлебают.
На кухне за добротным темным дубовым столом сидели два парня.
– Здоровы будьте, – поздоровался Тимофей.
– И тебе не хворать. – отозвался рыжий бородатый мужик. – Новый что ль?
– Дмитрий Семеныч у магазинщика сосватал.
Рыжий