бессознательное человека. Она извращает восприятие себя и окружающего мира, заставляет совершать ошибки, следовать стереотипам против естественного течения судьбы. Делает жизнь трудной, несчастливой, отчуждённой, исполненной необходимости выполнять деструктивные предначертания, а также вложенные в сознание искусственные программы, что, в конце концов, ведёт к фрустрации и болезни. Эта психоделическая структура, замещающая и деформирующая проекции реального, полностью искажает процесс мышления. Монитор отклонения фиксирует характер человека, а значит, устанавливает психологический стереотип.
Счастлива, что смогла увидеть всё иначе, и это изменило наши отношения с мамой. Они приобрели совершенно новое качество. Страшно подумать, что я могла бы так и остаться неблагодарной дочерью. Говорят, страшный суд в библии оттого и называется «страшным», что после смерти монитор отклонения перестаёт действовать, и мы видим, как всё обстояло на самом деле. Я несколько раз убеждалась, что всё на самом деле не такое, каким кажется, но даже не могу себе представить, какой шок испытывает человек на страшном суде.
Я никогда до тридцати пяти лет не задумывалась, в каком состоянии находилась мама, когда у меня в полтора года отказали ноги, а папа не работал. Он бухал. Добрая она или нет, хороший человек или нет – не вопрос, потому что тут женщина, загнанная в угол, в состоянии «на грани». Вокруг были только чужие люди, она уехала из родного дома к папе в Украину и осталась там совершенно одна. А было ли у неё время делать то, что она хочет? В садик я посещать не могла, мамины родители были за тысячи километров, а муж пил. Когда мама выходила во двор с коляской, он проходил мимо с магнитофоном и с друзьями и делал вид, что не замечает нас. Мне кажется, что такое состояние даже за пределами вопроса выживания, а моя мама это выдержала! Она невероятно мощная женщина, и на этой огромной силе выросла я. Жадно впитала её. Именно она стала почвой для того, чтобы я стала той, кто есть сейчас. Но тогда, в шестнадцать, я любила отца слепой любовью, даже несмотря на всю боль, которую он причинил нам с мамой. И сейчас люблю… но его смерть стала обвинением в сторону мамы и меня: что не смогли уберечь, что развелась – не удержала, не заботилась о его здоровье, не вдохновила на выход из разрушительной зависимости. Смерть обернулась ненавистью, с которой я жила много лет. Теперь понимаю, насколько моя мама – Великая женщина! Я до сих пор не смогла набраться храбрости, чтобы попросить прощения за свою слепоту. Любовь к папе и чувство вины за то, что я не смогла его уберечь от гибели, разрушали меня. Я смотрела на мир сквозь призму недостойности, серьёзно искажая свою реальность. Внутри меня жили бесконечная любовь и невыразимая боль утраты. Мне пришлось самостоятельно взращивать понимание семьи. У меня его не было. Долго шла к осознанию, что значит «моя семья – моя крепость». Теперь знаю, что семья – это быть заодно. Быть заодно, когда трудно, когда устали, поддерживать и благословлять друг друга.
Когда врачи говорили, что