игрушки, вырезанные в минуты редкого досуга: деревянный медведь с подвижными лапами, лось из коряги, набор кубиков с выжженными буквами. Взяв один кубик, он провёл пальцем по букве «Д», оставшейся от незаконченного имени младшей сестры, умершей в голодную зиму.
– Твоё теперь, – прошептал он, сунув кубик в карман.
Возвращаясь в избу, Иван замер на пороге: лунный свет, пробиваясь сквозь ставни, упал на колыбель, и ему показалось, что спираль над Димой слегка светится. Он тёр глаза, списывая видение на усталость, но чувство – будто тайга сама благословила новую жизнь – осталось.
Утром, когда первые лучи солнца растопили иней на стёклах, превратив окно в витраж из водяных дорожек, Иван положил кубик с буквой «Д» в колыбель. Дима спал, сжав кулачок вокруг медвежьего когтя, а на его ресницах дрожали капельки – оттепель, рождённая дыханием новой жизни в ледяной крепости Сибири.
Комната дышала теплом печи, смешанным с ароматом свежеиспеченного яблочного пирога. Лучи зимнего солнца, пробиваясь сквозь морозные узоры на окнах, рассыпались по полу золотистыми бликами, словно кто-то невидимый играл алмазной пылью. На старом ковре с выцветшими розами, подаренном бабушкой Таней на свадьбу, сидел четырёхлетний Дима. Перед ним горкой лежали кубики – некрашеные, вырезанные из сибирской сосны отцом ещё до его рождения. На гранях виднелись выжженные буквы: «Д», «М», «С» – начало незаконченного алфавита, который Иван когда-то задумывал для сестры.
Мальчик поднял кубик с буквой «Д», поднёс к глазу, словно пытаясь разглядеть сквозь него тайну. За окном, в мареве морозного воздуха, метель рисовала на стёклах причудливые спирали, повторяя узор на его колыбели. «Вот и диалог», – мог бы подумать взрослый, но Дима просто засмеялся, ударив кубиком о пол. Звук, глухой и тёплый, эхом отозвался в углах избы.
– Димуля, смотри! – Мать, Татьяна, присела на корточки, держа в руках видеокамеру «Электроника», подаренную шахтёрами отцу за спасение бригады. Объектив дрожал в её руках, выдавая волнение. – Построишь башню до потолка?
Дима ответил не сразу. Его пальцы, ещё пухлые от младенчества, уже двигались с удивительной точностью. Он поставил два кубика вертикально, затем третий положил боком, прижав ладонью, словно боясь, что идея ускользнёт. Четвёртый кубик покатился в сторону, к печке, где в чугунке булькала картошка.
– Не-ет! – вскрикнул он, протягивая руку, но вместо того чтобы поднять беглеца, схватил следующий кубик – с трещиной от мороза, которую когда-то залил смолой отец.
Татьяна затаила дыхание. На экране камеры, размером со спичечный коробок, её сын напоминал алхимика, смешивающего элементы неведомой вселенной. Башня росла не вверх, а вбок, изгибаясь змеёй, будто повторяя путь реки Лены на отцовской карте, висевшей над кроватью. Кубик с буквой «М» застрял между двумя другими, образовав арку. Дима ахнул, подполз поближе, и его тень слилась с рисунком ковра, превратившись в гигантского медведя из дедовых сказок.
– Гляди,