так. В этом смысле я человек глубоко верующий. И в лагере стремился сохранить те нравственные установки, которые считал необходимыми для себя на воле. Иначе не выжить. И должен признаться, что в лагере иногда мне это удавалось легче, чем на воле.
Однако моя терпимость вовсе не знак того, что я смотрю на жизнь сквозь розовые очки или забыл свое прошлое и прошлое моей страны. Нет, не забыл. И несу все бремя своей ответственности перед людьми, перед страной, перед самим собой. Это очень нелегкий груз.
И все-таки, казалось бы, гораздо естественнее было бы вам или человеку такой судьбы, как ваша, озлобиться, возненавидеть все то, что было, своих палачей, а заодно и весь этот мир сегодняшний – страшный, жуткий, отвратительный. Жить в ненависти трудно и вместе с тем удобно – ты жертва, все перед тобою виноваты, ты испил свою чашу до дна, а они пусть себе сами разбираются в своих проблемах. Разве не так?
Нет, для меня это неприемлемо. Есть люди, которые без всяких серьезных оснований ненавидят весь мир, ни в чем перед ними не повинный. Такие люди живут по принципу – не то хорошо, что мне хорошо, а то, что другому плохо. А в продолжение этой логики: если уж мне плохо, то пусть весь мир сгорит.
Нет, я не хочу никому мстить за то, что выпало на мою долю и на долю моих близких. Полвека назад – да, я был готов, я хотел убить тех, кто убил Оксану, мою первую жену, всех тех, от чьих рук пострадали и погибли мои родственники. А сейчас мне безразлично, что кое-кто из тех палачей и мучителей, возможно, еще жив и здравствует, и пользуется какими-то льготами или влачит жалкое существование, никому не нужный, всеми забытый. Мне это безразлично. И не испытал я никакого удовлетворения, когда, читая дела в архивах КГБ, узнал, что один из них был замучен и расстрелян своими же дружками-чекистами.
Нет, не простил я никого из них и не прощу никогда. Но месть меня не насыщает, не радует, не нужна мне она. Меня тошнит от отвращения, когда я вижу по телевизору трупы людей, убитых из мести, злобы, зависти – всего, что сопутствует якобы «самоопределению народов», «росту национального самосознания», борьбе за свободу.
С тоской думаю: неужели, чтобы утратить жажду мщения, выработать в себе отвращение к убийству, надобно стать – подобно мне – стариком, прошедшим долгий и трудный путь, выпавший на долю человека нашей вероломной эпохи. Неужели это так? Мне грустно об этом думать, и я верю, что новому поколению не понадобится такой страшный опыт, какой приобрели за свою жизнь мои сверстники, что они другим путем придут к осмыслению и осознанию нравственных и гуманитарных ценностей – без войн, злодеяний и убийств.
Вы член Комиссии по помилованию при Президенте РФ и убежденный противник смертной казни. Как и когда сложилась эта позиция – в лагерях, после? Как реакция от противного на причиненное вам зло или же это с детства усвоенный постулат ненасилия?
Насилие мне и в самом деле было отвратительно с детства. Конечно, мальчишкой я участвовал в драках и побоищах, правда, без всякого, должен