вечность…
Потянулась череда однообразных дней. Даже не дней, а скорее дежурств-бодрствований. Тадынски привык к Уильяму и Кондрату, а они привыкли к нему, приработались. Периодически Ивор давал им записи на просмотр. Медленно, но все-таки они привыкали, ресурс их выносливости повышался. Инсу удалось разобраться с полученной информацией и построить шаблонные модели реакций, по которым можно было распознать угрозу быстрее. Но угрозы не было.
Единственной отрадой стали сны. Безумно яркие, живые, наполненные смыслом. Под конец дежурства Тадынски с нетерпение ожидал их. Почти всегда это был берег океана, иногда непроходимые леса, один раз открытый космос, в котором он не умирал без защиты и даже дышал. Ни в одном каталоге освоенных и разведанных планет не встречались подобные виды..
Примерно через неделю Ивор связался с отделом Соцрега. Ответил Абдулл. И ответ Ивору не понравился совсем – Лилия попала в клинику при институте нейрохирургии и там вот уже сколько времени ее пытаются вернуть к жизни. Почти весь штат Института Социального Регулирования был отправлен в отпуска, остались только дежурные при каждом центре, да и то в их обязанности теперь входил присмотр за исправностью работы техники и не более того.
Тадынски отделался парой фраз, чем явно не удовлетворил любопытства коллеги и отключился прямо посреди прощания. Немного посидел, теребя браслет-змейку, к которому уже привык настолько, что перестал замечать. А разобраться с ней хотелось до чесотки в неприличных местах, да вот глаз вокруг неимоверное количество! К тому же были у Ивора некоторые подозрения на счет браслета и фантастических снов, но подозрения не в счет, как известно…
Тадынски направлялся на обед, когда по ушам резанул сигнал тревоги. По серым стенам зазмеились красные дерганые линии. Ивор бросился вперед на одних рефлексах – если бы он задумался хоть на миг, в правильном ли направлении бежит, то потерял бы драгоценное время.
Он и Уильям достигли дверей зала анализа почти одновременно. Тадынски замешкался на пороге и худосочный Уильям буквально снес его. Одно из кресел-коконов сошло с ума – словно дикое животное оно пыталось сорваться с места или хотя бы оторваться от пола. В руках младшего Норингтона что-то вспыхнуло. Он пару раз взмахнул рукой, да так быстро, что рука превратилась в смазанное пятно с линией пламени на конце. Во все стороны полетели искры, а кокон лопнул с оглушительным хлопком, словно гигантский воздушный шарик. На пол упал бледный до синевы Кондор. Уильям уже раскладывал радом мобильный реанимационный блок. «Когда только успел?!» – опомнился Ивор. Он бросился к соседнему кокону и не дожидаясь действий автоматики, сам нахлобучил вирт-шлем на голову.
Мозг окатило кипятком. На одну секунду, но этого хватило, чтобы «вечность» проваляться в нокауте. Тадынски кое-как удерживал себя в сознании, уже не понимая, где реальная картина происходящего, а где его собственное безумие.
Три, не четыре!.. пять… Пять очагов! Еще больше в площади, чем раньше! И направляются