– Ереван. Приехал добровольцем. Стащил истекшие армянские паспорта родителей и поехал с ними в ОВИР (паспортный стол). Поставили на учет – дали гражданство. Спустя месяцев семь я наконец в воинской части. Жеребьевка определила меня в Джабраил, южная граница Нагорно-Карабахской Республики – под самым носом Иран и Азербайджан.
Все смотрели на меня как на идиота.
– Зачем ты приехал?
– Верю, что так правильно.
Парниша из Гюмри пробормотал что-то и ушел. Он был явно недоволен моим ответом.
Этот вопрос мне зададут еще огромное количество раз. В армии и после нее. И всякий раз я не найду ответа лучше. И всякий раз буду видеть в глазах собеседника непонимание.
Когда я впервые приехал в Армению в осознанном возрасте, мне было пятнадцать. Именно тогда я впервые почувствовал себя дома. Почувствовал себя принятым. То есть вопрос принятия/непринятия вообще перестал стоять. Повсюду такие же люди, как и я, так же выглядящие, разговаривающие на том же языке. Черт возьми, я даже не знал, что возможно ходить по улице без стыда за свое происхождение. Я даже не знал, что этот стыд вообще у меня был.
Это открытие легло уютным мягким одеялком на мой нежный возраст, в котором человек, как правило, начинает искать смысл.
Моим стала Армения. Она стала смыслом, за который хотелось жить и умереть. Было грустно осознавать, что так мало людей со мной этот смысл разделяют. Было грустно осознавать, что для большинства людей вокруг смыслом стал комфорт.
Комфортно ли им с этим смыслом?
А Армения? Нужна ли она кому-то, кроме наших врагов?
Скажут: какие ужасные слова! Конечно, нужна! Конечно, мы любим Армению!
Любим, но жить хотим где-то еще. Любим, но комфортом жертвовать не станем. Что же это за любовь?
Нет, я точно не хотел это ни с кем обсуждать. А потому, запершись в себе, погружался в армейскую жизнь. Очень старался не думать о том, сколько мне осталось служить (срок службы – два года), но не выходило. Чуть ли не каждые полчаса мысли уводили меня в подсчет оставшихся дней. Оставшихся недель. Часов. Чем больше я об этом думал, тем больше расширялось чувство безнадежности в моем сердце.
На шестой день я сидел на табурете в очереди на стрижку. Вокруг – ребята со всей Армении. Всю первую неделю я пытался подружиться с кем-нибудь, но непременно терпел фиаско.
Худощавый невысокий парень пришел с табуретом и сел рядом. Он выглядел на пятнадцать. Очень приветливая внешность.
– Артур, – сказал он, протягивая мне руку.
– Коля. Приятно познакомиться.
– Вы все ждете стрижки, верно?
– Ага.
У моего собеседника тонкая шея и искрящиеся глаза. Нос великоват, но это, наверное, из-за контраста с его худобой. Спустя минуту-две Артур задал еще один вопрос:
– Откуда ты?
– Родился в Москве, прожил там всю жизнь. Но семья из Гориса.
– Горис!! Мы можем говорить на барбаре (բարբառ – диалект), я из Мартакерта.
Он карабахский! Я был так рад услышать это. Это был мой первый год в Армении,