и дошли до широкой реки, такой, что великий Тибр, через Рим протекающий, при сравнении малым ручьём казался. Да и холмы над рекою были втрое выше холмов Вечного города.
Здесь на широкой поляне из-за гигантского дуба вышла к ним навстречу высокая женщина в синем хитоне и золотой тиаре. Молча обняла она поочерёдно Вешу и её подруг, величественным жестом велела им удалиться. Молча оглядела она своих воинов, склонивших перед нею головы. Молча обвела взглядом когорту вставших плечом к плечу, положа руки на мечи, римских легионеров.
Улыбнулась насмешливо, спросила на ломаной латыни: – Разве с мечами входят гости в дом? А вы сегодня наши гости. Счастье сарматов в их дочерях. Разве не вы вернули наше счастье? Пир нынче будет, делами после займёмся.
Отлегло на сердце у всех – не битва, а весёлый, широкий пир ждал их в конце нелёгкого пути. Не успели звёзды на небосклон высыпать, а у высоких костров на расстеленных полотнищах уже амфоры винные с медовыми бочонками соседили, длинные блюда с гигантскими рыбинами да с олениною призывно из-за гор фруктов выглядывали.
Пир до глубокой ночи шёл. За шумом и гамом во мраке уже и не разобрать было, кто в пурпурной тунике к мёду припал, а кто в льняной рубахе из амфоры последние капли в кубок вытряхивал. Понимая, что дисциплину ему в такой день не удержать, велел Клавдий казну, с собою взятую, тихо и неприметно под тем дубом—великаном закопать поглубже, сверху часть поклажи бросить, а тех, кто уже на ногах не стоял, там отсыпаться уложить. А так как пир тот на три дня растянулся, то вспомнить, где, кто, что делал тогда, вряд ли хоть один бы из них смог.
Лишь на четвёртое утро предстал Клавдий перед властительницей: – Говори, что хочет от нас Рим. Ты ведь не из почтения сопровождал пленниц? – Но стоило тому заикнуться о пути торговом, отрезала: – Все знают, что за торговцами вслед придут ваши легионы. Надо ещё золота, каменьев самоцветных, тканей дивных – скажи. Но мы их сами доставим. Наши пути – это наш дом. В пути мы рождаемся и живём. И даже мёртвыми храним мы наши дороги!
Вскочила легко на коня, умчалась вдаль. С Вестой тоже разговор не складывался. Пару раз лишь средь подруг видел, а потом вовсе пропала. Может, караван обещанный встречать отправилась? Очень уж тот запаздывал. В грусти, растерянности бродил Клавдий сам не свой, даже на другой берег великой реки пару раз перебирался. Там, у бурых холмов на высохших солончаках попалась ему как-то знакомая трава, словно привет с его жаркой далёкой родины.
Видел он в детстве, как её стеклоделы применяли, решил здесь с печали отвлечься, глядишь, так время быстрее пойдёт. Где печи у сармат, он уже давно приметил. Не с первой попытки, не сразу, но всё же вспомнил он полузабытые приёмы, и получились бусины, как слезинки чистые да сине-голубые, почти как глаза его исчезнувшей Весты.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте