погубить. Зауважали её и домашние, и соседи.
Безмерно удивился дорогой супруг, увидев Тиргатао живой и невредимой, а свой дом ухоженным и цветущим, когда с воинами, что себе в помощь выпросил у Боспора, на родину вернулся. Видно, в мыслях своих он давно её похоронил, так как вернулся уже не один, а с молодой женой. И не просто с женой, а с дочерью самого Сатира.
Несостоявшийся вдовец перед тяжкой дилеммой оказался. Двух жён греку боги иметь не дозволяют. Глупая прихоть, но жрецы народ возмущать начнут. Самому убить прежнюю жену вроде не за что. Этак на новое восстание можно нарваться, – её и в Синдике полюбили, и есть у неё гордая родня. Но и с Боспором шутки плохи. Не простит Сатир, если он его дочь чем-то обидит. А помощь правителя Боспора ему, безусловно, ещё не раз понадобится. Ну и как тут быть?
Пришлось вечером гнев изобразить, дескать, как посмела Тиргатао его рабам свободу дать! – Это лично его, а не её имущество! Решила, что его уже и на свете нет? В башню эту змею! Без хлеба и воды! Да пусть хоть околеет там!!!
А вот последние слова были уже лишними. Проговорился он. Но слуги виду не подали, отдали поклон и вытащили из зала будто окаменевшую с тех слов девушку.
Отвели её подальше и засуетились. Один шапку принёс, чтобы косы скрыть, другой хитон да сандалии разыскал попроще, третий лепешками для неё суму наполнил.
– Так он же убьёт вас всех, если не найдёт меня завтра в той башне, – отмерла наконец Тиргатао.
– А за что? Дверь в башню заперта? Заперта! А про бойницы в башне ни слова не было. Ты сменишь наряд, а из прежнего верёвку сплести, привязать её покрепче и вниз от одной из бойниц спустить недолго. Пусть в другой раз думает наперёд о силе и ловкости пленников. Ты же не Сатиром раскормленная его нынешняя пышка. А для нас ты давно не чужая – вместе оборону держали… Да хранят тебя боги! – с теми словами вывели они девушку за стены в уже сгустившийся мрак южной ночи,
Далее Тиргатао надо было самой себя спасать. Помогла ей прежняя непоседливость. Знала она безлюдные скалистые дороги. Умела скрываться в лесах, днём отсыпаясь в кронах деревьев, крепко-накрепко притянув себя к стволу кожаным поясом, и осторожно продвигаясь вперёд только лишь ночами.
Потому хоть и разыскивали её со всем усердием посланные утром вдогонку воины, видно, боялись на Боспоре и в Синдике войны с иксаматами, но тщетны были их поиски. Нескоро, но добралась-таки Тиргатао до родных мест.
Мраком и молчанием встретил её родительский кров. От соседей узнала, что не пережил отец горькой вести. Как умчались гонцы, собрал он воинов, да видно сердце не сдюжило, упал и более не поднялся.
Поутру собрала дочь вождя совет племени. Надо было всем вместе решать, как жить, что им дальше делать.
– Давным-давно мы приняли этот народ на своей земле словно братьев. У них шла война, и мы помогли обездоленным, как завещали нам предки: гость в дом – бог в дом!
Наши нивы кормили их, наши реки поили их,