данными и моими собственными было какое-то существенное расхождение.
Он сказал, что, пытаясь убежать от него, я одним прыжком запрыгнул на верхушку дуба высотой в двести локтей, но он сбросил в меня камнем размером с корову, который «раздробил» большую часть моих костей, а затем поклялся, что я явлюсь к Артуру, ибо это суд для вынесения приговора. Он закончил тем, что приговорил меня к смерти в полдень 21-го; и был так мало обеспокоен этим, что перестал зевать, прежде чем назвать дату. К этому времени я был в весьма удручённом состоянии; на самом деле, я едва ли был в здравом уме, чтобы продолжать возникший спор о том, как меня лучше убить, поскольку некоторые сомневались в возможности убийства из-за чар со стороны моей одежды. И всё же это был всего лишь обычный костюм из пятнадцатидолларовой забегаловки. Тем не менее, я был достаточно здравомыслящ, чтобы не заметить эту особенность, эту деталь, а именно: многие из терминов, употребляемых самым обыденным образом этим великим сборищем первых леди и джентльменов страны, заставили бы покраснеть от стыда любого необразованного команча. Неделикатность – слишком мягкое определение, чтобы передать эту мысль. Однако я читал «Тома Джонса», «Родерика Рэндома» и другие книги подобного рода и знал, что самые высокие и знатные леди и джентльмены Англии в те времена почти никогда не отличались чистотой и пристойностью в своих ораторских опытах, и скорее походили на косноязычных бандитов, чья мораль и поведение были во многом совершенно предсказуемыми. Лишь сто лет назад, фактически, в нашем собственном девятнадцатом веке – в этом счастливом, осенённом цивилизацией столетии, вообще-то говоря, появились самые ранние образцы настоящих ледей и крутых джентльменофф, которых теперь можно обнаружить, засушенных как мух, на страницах английской истории – или на худой конец в истории Европы- если уж на то пошла пьянка, то надо резать последний огурец.
Предположим, сэр Уолтер, вместо того чтобы вкладывать разговоры в уста своих персонажей, позволил бы персонажам говорить самим за себя? У нас были бы речи Ребекки, Айвенго и кроткой леди Ровены, которые в наши дни смутили бы любого бродягу, вора или разбойника. Однако для жлобов все вещи деликатны. Люди короля Артура не знали, что неприлично, а что прилично, и у меня хватило присутствия духа и воспитания не упоминать об этом. Нельзя наступать на любимые мозоли аристократии. Они так переживали из-за моей заколдованной одежды, что в конце концов, почувствовали огромное облегчение, когда старый Мерлин разрешил их затруднение, объяснив это здравым смыслом. Он спросил их, почему они такие тупые и почему им не пришло в голову сразу же раздеть меня? Через полминуты я был голый, как щепка на лесопилке! И боже мой, боже мой, подумать только: я был единственным смущённым человеком в этой банде. Все обсуждали меня, и делали это так беззаботно и мило, как будто я был кочаном капусты.
Королева