день.
– Это как не приёмный? Тоже мне эскулап! А клятва Гиппократа и всё такое? Дело у мене неотложное к тебе имеется.
– Ладно, не скандаль, простыл что ль, судя по голосу? – не отрываясь от трудов, вопросил дохтур.
– Да, какое там – хуже. Что-то я последнее время до противоположенного пола совершенно не охоч стал. Совсем промеж ног ничего не чую. Думаю, хозяин мой прежний в тренировках переусердствовал, глянь, мил человек, а я уж тебе не забуду!
Фельдшер Кудыпаев отложил в сторону свой научный труд и обернулся к двери. На пороге сидел хомяк и вопросительно-преданно смотрел ему в глаза…
История 4. Интимные подробности
Когда у попадьи крольчиха разродилась отнюдь не кроликами, а непонятного вида, странно верещащими скунсоподобными тварями, это событие было признано проделками нечистого. По сему поводу хлев окропили святой водой из стратегических запасов, крольчиху оскопили и предали анафеме, а потомство сдали на опыты в столичный санаторий имени «Собаки Павлова». Происшествие держали в строжайшей тайне, но слухи поползли по селу, обрастая подробностями, как снежный ком. Когда молва докатилась до старого золотаря Калиныча, того хватил кондратий и держал пять с половиной минут, пока он искал запрятанную от сожителя самогонку.
– Ё… твою мать, ни… я себе…, дела… – Вернувшийся дар речи вырвался сдавленным хрипом. Набрав воздух в прокуренные лёгкие, Калиныч рявкнул:
– Кукиш!!! А ну, подь сюды, падла иноземная!
– Ты чего, Калиныч? Поди опять надышался духтурским зельем, али привиделось чего? – проворчал сонный Кукиш, выползая из часов с кукушкой (точнее – без кукушки, ибо её выдрали неделю назад, и теперь там обосновался хомяк).
– Христа на тебе нету, язышник ипонский! Ты что творишь, мошонка барсучья? На што я тебя приютил, самогоном делился? Лучше б тебя в детстве жуки навозные заклевали!
– Да не ори ты, черпало старое! Итак голова после вчерашнего трещит. Нехрен так орать – я из твоей нычки пару напёрстков отпил, а вони-то, будто всю бутыль оприходовал.
– Какая бутыль?! Ты почём попадьиного козла ссильничал? Зачем курям гузню выбрил? На кой ляд крольчихам уши пообрывал да в причинное место насувал?!
– Слышь, Калиныч, ты совсем с глузду двинулся?
– Ах, с глузду! Да я тебя…
Рукоприкладству не суждено было свершиться – дверь распахнулась, и в избу влетел фельдшер Кудыпаев.
– Где этот хорёк говорящий?! – завопил он с порога.
– Тут он, дохтур! Жизни я его лишать собрался! – Калиныч замахнулся портянкой.
– А, вот ты где, бык-осеменитель! – эскулап игнорировал Калиныча. – Не зря прежний хозяин тебя по мягким местам лупил! Кастрирую гвоздём ржавым, пинцетом хозяйство поотрываю!
В избе воцарилась гробовая тишина. Слышалось лишь учащённое биение сердца хомяка. Калиныч застыл с занесённой портянкой.
– Не губите,