Кукиш рыл могилу. Себе. Немного поодаль стояли Калиныч и Акимка Кривой, охотник. Оба задумчиво попыхивали самокрутками. Акимка протирал ствол ружья грязной ветошью.
– Слышь, Калиныч, а чего на него патрон-то изводить? Мож, утопим?
– Та не, Акимка. Этож прорубь сверлить надо, камень на шею привязывать – морока вобщем. А так пальнул разок – и готово. Собаке – хомячья смерть! Или как оно там?..
– А может, эта… бритвой по горлу, да в колодец?
– Табе чё, патрона на варвара заморского жалко? Али не хош энтим монголам за нашествие отплатить?
– Так ить, он вроде как, из Ипонии. Да ещё, стервец, и говорящий – раритет всё ж таки, жалко! И патрона жалко – не казённые, чай, а честно выменяны на первоклассный бобровый помёт. Два года собирал!
– Р-разговорчики в строю! А ну, заряжай! Докопал, Батый хвостоголовый?
Кукиш отбросил в сторону лопату, гордо вскинул голову и сплюнул в сторону Калиныча:
– Всех не перестреляешь, дерьмовая твоя душонка! За мной придут тысячи… нет, миллионы… нет, больше… или примерно столько других – и закончат начатое мной дело!
– Ахтинг, то исть вобщем ахтунг… пли!
– Банзай, падлы! – что есть мочи заорал хомяк и рванул тельняшку на груди…
Мирно посапывающего Калиныча разбудил дикий вопль, раздавшийся из-за печки. Затем оттуда вывалился полусонный хомяк, дико вращавший глазами и матерившийся на ипонском диалекте. Сфокусировав заспанные ещё глаза на Калиныче, Кукиш с диким криком запрыгнул ему на грудь и остервенело принялся душить левую ноздрю золотника:
– Ненавижу, ненавижу, ненавижу!!!
– Да ты что, хома? Привиделось чего, что ль?
– Всех не перебьёшь! Но пасаран! Нихт шизн! Куба да, янки нет! Вива Че Гевара!!!
– Да уймись ты, титька тараканья! Пусти ноздрю – дышать нечем. Знаешь же, бестолочь ипонская, насмурк у мене!
Кукиш не унимался. Тогда Калиныч схватил первое, что попало под руку, и звезданул хомяку по лбу. Это оказалась любимая мухобойка Калиныча, которая с сухим хрустом переломилась о голову Кукиша. Хомяк затих, осел, оконфузился, и посмотрев на соседа по избе, произнёс заплетающимся языком:
– Доброе утро, штоль? А?
– Здоров, душевнобольной.
– Ох, Калиныч, знал бы ты, что мне привиделось… Ты ж мене, гад, расструлять хотел!
– Да… Вот я и думаю – какой-то вкус у вчерашнего денатурата не такой. Мне вот, всю ночь фелдшыр голый снился, с хвостом бельичим вместо причинного места. На трубе у попадьи сидел и огурцами в кур еёных кидался. А потом в руку себе сходил, снежок из ентого дела слепил и в попадью запустил. О, как!
– И правда… Нам Анисья абсенту какого-то продала вместо самогону, али настаивала на чём не том…
Кукиш отпустил ноздрю Калиныча и запрыгнул на стол, где после вчерашнего валялся недоеденный хвост квашеной селёдки и надкусанная вяленая кочерыжка. Задумчиво пожевав чего-то и не почувствовав вкуса, Кукиш