из рук и схватился за лоб. Попадья и Акимка Кривой, охотник, хлопая глазами, проводили Кукиша взглядом до дыры в заборе и потеряли из виду.
История 11. О дружбе, гигиене и предательстве
Шел уже второй месяц, как Кукиш скрывался в подполье. За это время хомяк ни разу не высовывал нос из избы, но по рассказам Калиныча и остервенелому ржанию Пустобздяя знал, что в село Средневерхнее Заанусье потихоньку прокрадывается весна. Да ещё фельдшер Кудыпаев, заглядывая на огонёк, сообщил, будто все избы в селе оклеены самописными листовками с портретом Кукиша. Посреди каждого листа красовалась огромная надпись «WANTED!!!», а ниже обещали награду: добротные кедровые лапти сорок девятого размера, пресс-папье из козьих окатышей и бутылку хранцузского виноградного самогону. За время «заточения» Кукиш разжирел, оборзел и полинял так, что шерсть на боках просвечивала розовой шкурой. А поскольку заняться было нечем, Пустобздяй, измотавшись бегать к Анисье по пять раз на дню, начал так чётко посылать Кукиша на фаллический (или схожий по смыслу) символ на трёх языках, что даже Калиныч зауважал. Сам же золотник, вечно пребывая в перманентном опохмеле, выжрал годовые запасы рассола во всём Заанусье, а фельдшер Кудыпаев выписал из столицы бронированный сейф, для хранения спирта, парафина и прочих «медикаментов».
Кукиш проснулся от адского грохота. Калиныч, словно слепой крот, ползал по избе на четвереньках, тычась лбом в острые углы. Каждый удар сопровождался гулкими перезвонами (видимо, в голове) и таким матом, что даже Пустобздяй нервно ржал в стойле.
– Ты чего в такую рань шурудишь, Калиныч? – высунул из настенных часов заспанную морду хомяк, поправляя на брюхе смятую шубу.
– Слышь, хома… – золотник закашлялся, сухо сглотнув, отчего остро торчащий кадык стал еще более выпуклым – нычку вчерашнюю не видел?
– Сушит? – хитро прищурился Кукиш, поглаживая пузо.
– Да как в Сахаре с Кыракумом! – просипел Калиныч, пытаясь еще раз сглотнуть пустоту в горле.
– Так мы ж её с тобой вчера оприходовали, склероза-сан!
– Как оприходовали?! – взвыл золотник, ударив кулаком по табуретке. – Не могли мы на утро не оставить! Мы ж не нелюди!
– Могли-немогли, а опохмелиться тебе сегодня нечем! – философски изрёк хомяк, вылезая из часов и потягиваясь так, что суставы захрустели, как сухари из порченой репы.
– Так может, Пустобздяя к Анисье послать?
– Не даст!
– Это почему? Всегда давала, а нынче вдруг не даст?
– У неё аппарат сломался от перегрузок. Тебе ж вчера Пустобздяй докладывал.
– А не брешет? Может, бегать просто ленится?
– Не, не брешет он. Когда не хочет, просто на хрен шлёт, да и Кудыпаев вчера говорил, что Анисья к Запарычу на кузнецу собиралась за какой то важной деталью.
– Значит, и правда без опохмела останусь? – круги под глазами Калиныча, похожие на синяки после драки с медведем, сменили