себя счастливой. Впервые за много лет.
– А меня на балет записали! – поделилась радостью Холли, запихивая в себя пятый (если не шестой) ломтик пиццы.
– Милая, подавишься, – я рассеянно пододвинула к девочке высокий стакан с колой, улыбаясь про себя.
– А потом… – Холли сделала огромный глоток, перевела дух и с новой силой затараторила: – Папа сказал, что он подарит мне собаку! Настоящую! Представляешь, Лив? Я хочу лабрадора, хотя, конечно, овчарки мне нравятся больше…
– Она давно так не выговаривалась, – не без ревности заметил Джейк, доверительно склонившись ко мне.
Холли взахлёб рассказывала свои тайны и радости, потом пополняла запас энергии, заправляясь пиццей и колой, и снова стремилась выговорить все, что накопилось. Ее звонкий голос птичьей трелью разносился далеко в теплом загустевшем воздухе, и посетители кафе оглядывались на наш столик с улыбкой или задумчивым, но светлым взглядом.
Я дотронулась до линии волос на шее – корни горели адским пламенем, не привыкшие к такой нагрузке. «Дома обязательно распущу», – пообещала я самой себе. И сделаю массаж. Медленное скольжение пальцев по черным волосам…
Вдруг я почувствовала себя странно.
У меня не заныл живот, не разболелась голова, не зазвучали голоса в ушах. Я просто ощутила, что за мной наблюдают – причём с совсем недобрыми намерениями. Встревоженная внезапной паранойей, я огляделась вокруг. Никто не таращился на меня, не произносил странные заклинания, не показывал пальцем. И все же…
– Лив?..
Я нервно дернулась и повернулась к Холли. Вид у неё был слегка обиженный:
– Ты не слушаешь!
– Я слушаю, солнышко, – мягко возразила я, тайком бегая взглядом по оживлённой пиццерии.
Ощущение не исчезало: мало того, оно сверлило мне мозг, словно червь, подпитывало страх, который был мне совсем не свойственен – ведь я частенько возвращалась домой уже затемно, а то и на рассвете.
– Может, тебе надо домой? – спросил Джейк. – Счёт я оплачу.
– Да я почти ничего не съела, – усмехнулась я, показав на свою плоскую тарелку.
На салфетке одиноко истекал помидоровым соком ломтик пиццы, едва надкушенный с острия.
– Дай мне побыть джентльменом, – Джейк поднял руку в знак того, что разговор закрыт. – Просто иди.
– Спасибо, – я потянулась через стол к Холли и от души чмокнула её в лоб. – Прости меня, малышка. Мне что-то нездоровится.
Холли вяло кивнула, и мне стало её жаль. Я единственная слушала эти бесконечные пересказы снов, желаний, страхов, грёз. Родителям было не до ребёнка – а, значит, она вновь замкнётся в себе, и колодец бесед не иссякнет.
Я помахала обоим на прощание и вышла из пиццерии. Странное дело – ощущение почти сразу пропало, словно кто-то повернул рычаг. Я встала как вкопанная, мешая семьям и толпам подростков заходить и выходить из помещения.
До дома я добралась