видишь, таки достучался до твоего сердечка? Может все-таки поешь, ведь ничего же не останется… Ну, на нет и суда нет. Значится, придется самому доедать. Э-х-х, доля видно у меня такая… Все один да один… Вот доем все, и о любви поговорим, – он снова громко отрыгнул.
Наступила тишина. Ненадолго. Раздавался хруст хрящей жареного поросенка, доедаемого юным ухажером. Отдав должное принесенным съестным припасам, толстяк облизал пальцы и проговорил, заглядывая в пустую корзину:
– Надо в следующий раз больше принесть: вдруг захочет откушать.
Он с опаской приблизился к Ивице. Потоптавшись на месте, Жанко приступил к разговору:
– Ты не думай… княжна, я не в обиде на тебя. Да, ты – княжна. Дочь королевская. Это ведомо мне, но и я же… боярич. Будущий. Гм. Нет не то…
Почесав пятерней затылок, он сделал несколько шагов к двери и обратно. Затем, снова приблизился к Ивице и начал разговор по-новому:
– Выслушай меня, княжна. Гм. Молю тебя.
Ивица слегка повернулась и с интересом взглянула на Жанко. Мыслями она была все еще далеко… Ободрившись ее вниманием, юноша оживился:
– Княжна Ивица… Я ведь того… могу и сватов заслать…
– Чего? – не поняла девушка.
– Говорю, сватов могу заслать. Даже освободить тебя из темницы…
– Освободить?
– Ну да. Вот с батюшкой поговорю. Он у меня знаешь где? Вот здесь, – Жанко поднял кулак. – Все, что скажу, сделает. Захочу и вызволю тебя из башни этой!
– Интересно. И что попросишь за свободу мою?
– Так ясно что! Супругой… стать.
– Супругой?
– Таки да. Моей жéнкой.
– В уме ли ты своем? О чем молвишь, глупец? Я есть супруга князя Киевского Святополка Рюриковича. Он – мой, пред Богом и на веки вечные!
– Ну и что ж, что супруга?! – вскричал Жанко. – Не ведомо еще, жив ли он: Святополк твой…
– Пся крев[9]! Пшел отсюда, гаденыш! Да я лучше из башни брошусь вниз, чем стану твоей!
Жанко снова попятился, испуганно замахав руками:
– Ты чего это, княжна? Ты погодь, погодь… Я ж так просто сказал про Святополка…
– Вон! – Ивица наступала, глаза ее горели огнем.
В это время сверкнула молния, и раздался оглушительный раскат грома. Жанко быстро начал креститься и пятиться к двери.
– Стража! – заорал он. – Отворяй живее!
Дверь отворилась, и на пороге застыл страж.
Посреди каменной комнаты стояла неподвижно княжна. В свете молний она казалась мраморным изваянием. По щекам ее текли слезы, а алые уста подрагивали.
Жанко вылетел за порог и захлопнул железную дверь.
– Глаз с нее не спускать! Не давать ни еды, ни питья!
– Уразумел, боярич: ни еды, ни воды, – повторил стражник.
– Так-то. Поглядим, как запоет птичка через два дня.
В негодовании бросился неудачливый жених вниз по крутым ступеням к выходу. Уже покинув башню, взобрался он на коня и ускакал прочь.
Не обращая внимания на проливной дождь, удары молний