и сел на скамью, что стояла напротив нашей. Я видела его через струи воды и стыдно признаться, но мне было любопытно его разглядывать. Мне было интересно, что за книгу он читает и кто он такой вообще. Но когда я встретилась с его пристальным взглядом, мне стало жутко, и я сама предложила маменьке продолжить прогулку.
А на следующее утро мы встретили его в питьевом павильоне. Он стоял в стороне ото всех, медленно отхлебывал воду из кружки и его синие глаза снова завораживающе смотрели на меня поверх нее. От его взгляда мурашки бежали по спине, но в то же время, было любопытно, почему я его интересую.
А то, что его интересую именно я, сомнений не было. Армарт стал посещать каждую трапезу, садился на то же место и ел, периодически бросая на меня долгие взгляды. Я бы хотела сказать, что мне просто кажется, но он смотрел и не отводил глаз, когда встречался со мной взглядом. Это было жутко. Прямой, пристальный взгляд, по которому невозможно ничего прочесть. О чем он думает, что чувствует, что собирается сделать.
Я поймала себя на мысли, что боюсь его. Наверное, нужно было сказать об этом маме, но мне что-то мешало. Может быть, я опасалась того, что она устроит скандал доктору Раонию (последнее время она стала чересчур эмоциональной, если дело касалось доктора), а может того, что все узнают о моей паранойе. Или мне просто не хотелось быть пугливой слабачкой, которая боится своего странного соседа. Хотя, наверное, в последнем случае меня бы многие поняли.
Нет, я не рассказала никому о своем страхе. Бояться я не привыкла, это неприятное ощущение утомило меня уже на четвертые сутки, поэтому решила бороться с ним своими методами. В конце концов, почему я боюсь? Я о нем ничего не знаю, не понимаю, почему он на меня смотрит, и не представляю, чего от меня хочет. Может у него просто глаза так странно косят после ранения, а может, я напоминаю ему первую любовь.
Для начала, я стала сама за ним наблюдать. Обнаружила, что он довольно молод. Когда я увидела его впервые, мне показалось, что ему около пятидесяти. Сейчас же я поняла, что ошиблась лет на двадцать – ему не больше тридцати.
К тому же, если бы не ранение, он был бы вполне симпатичным. Если не считать шрамов, его внешность портили только нахмуренные брови, морщинки на лбу и глубокие носогубные складки. Вначале каждого появления Армарта на публике, все его лицо выражало напряженность, а взор был направлен словно в себя. Но чем дольше он был среди людей, тем спокойнее становилось его лицо, хоть все еще и было хмурым.
Иногда, когда он не смотрел на меня, а наблюдал за другими постояльцами, на его лице мелькали эмоции. Так я узнала, что большинство присутствующих он, если не презирает, то не испытывает к ним уважения точно. Графиня Фиалучи его веселит, а уважает он только старого герцога Тамрофа, бывшего командующего армией Каранны.
Чем больше я его узнавала, если можно так выразиться, тем меньше я испытывала к нему страха. В конце концов, мы чаще всего боимся того, чего не знаем, и я решила с ним познакомиться. Он по-прежнему был загадочным, но теперь уже я немного