не отменял. Обычно это были пожилые люди: они медленно ехали по улицам в своих фургонах с неместными номерами и пытались вспомнить собственную юность. Те безмятежные времена, которые политики обещают нам вернуть, когда Америка была великой и уважаемой, землей моральных ценностей и дешевого бензина. Спросить местного: «Простите, вы не знаете, где проживает Хомини?» – все равно что поинтересоваться у певички из дешевого кабака дорогу к Сан-Хосе.
Хомини Дженкинс – последний живой участник сериала «Пострелята»[62]. Этот сериал, начиная с бурных двадцатых и заканчивая восьмидесятыми с их рейганомикой, опустошал по всему миру детские копилки, порождая волну школьных прогулов – и это несмотря на то что «Пострелят» показывали по телевизору и в выходные, и после уроков в будни. В середине тридцатых Хомини подписал договор со студией Хэла Роуча на триста пятьдесят долларов в неделю и стал дублером Томаса-Гречихи. В основном же он сшибал деньжат, в ожидании своего часа играя в эпизодах всех подряд. Он был то младшим братом, с которым нужно посидеть, потому что мама отправляется в тюрьму на свидание с папой, то негритенком, пытающимся удержаться на муле, ускакавшем от хозяев. Иногда ему давали роли со словами: например, ответить с задней парты на вопрос учителя. Хомини корчил рожи, кричал «Йоуза!» (это восклицание стало его визитной карточкой), подыгрывая основным детским персонажам, и особенно Альфальфе, который буквально заливался соловьем – настолько многословными были у него роли. Хотя остроумие и детский задор Хомини не были полностью востребованы, мальчик терпеливо ждал и мечтал, как однажды наденет волшебные, с задранными носами туфли джина и окажется в пантеоне других знаменитых негритят. Ведь он по праву заслужил место в этом веселом пантеоне, куда входили и Фарина, и Стайми, и Гречиха. Пронесет наследие расизма с его оборванцами и шляпами-котелками прямо в 1950-е. Но время умильных черномазых рожиц, а заодно и самих короткометражек закончилось, а очередь Хомини так и не подошла. Потребность в черном цвете Голливуд восполнял через полубелизну Гарри Беллафонте и Сидни Пуатье, через негритянскую темпераментность Джеймса Дина и через призывную, округлую, как планета Венера в черном космосе, задницу Мэрилин Монро.
Когда поклонникам наконец удавалось найти дом Хомини, тот одаривал их улыбкой, демонстрировавшей вычищенную искусственную челюсть, и задорно потрясал в воздухе артритным пальцем. Приглашал гостей отведать фруктового пунша с высоким содержанием аскорбиновой кислоты и, отдельных счастливчиков, – моего арбуза. Не думаю, что он делился с ними теми историями, что рассказывал нам. Сейчас уже и не припомнишь, как завязалась любовь между мной и Марпессой Делиссой Доусон. Она старше меня на три года, и я знаком с ней сколько себя помню. Марпесса всю жизнь прожила тут: ее мать держала клуб верховой езды «От солнца к солнцу» и школу игры в поло. Они всегда меня звали, если надо было показать конкур или когда в детской команде не хватало защитника. И то, и другое у меня выходила плохо, так как, во-первых,