многих злоключений, сопряженных с превратностями византийской церковной дипломатии в Восточной Европе, он занял Киевский престол, объединив под своей властью все русские епархии, как в Московском княжестве, так и в Польско-Литовских землях. Имея постоянную резиденцию в Москве, он часто посещал «западные» области митрополии и был «большим другом» (φίλος πολύς)польского короля Ягайло, несмотря на переход последнего из православия в римско-католическую веру (1386)[337]. Не приходится сомневаться, что в этих областях, все еще называемых в Византии «Русью», которыми управлял король-католик и сторонник концилиаризма, где население по большей части исповедовало православие, – Киприан совместно с королем Ягайло вынашивал планы созвать собор. На этот раз окрик последовал из Константинополя, от патриарха Антония: в посланиях к Киприану и к королю Антоний называл проект неуместным и требовал военной помощи[338]. Но идея Киприана была отброшена не сразу. Другой – неканонический – митрополит Киевский, Григорий Цамблак[339], посетил в 1418 г. собор в Констанце и был с почестями принят папой Мартином V, но и он требовал, чтобы в переговорах об объединении участвовали представители всех Церквей Востока[340].
5) Надежды Византии на «Вселенский» объединительный Собор обрели реальную почву после того, как в Констанце победила соборная партия. Избранный собором папа Мартин V находился совершенно не в том положении, чтобы просто-напросто потребовать от греков повиновения, ибо он сам, согласно одобренному им постановлению собора, был обязан «повиновением» собору в вопросах веры. В действительно начавшихся вслед за тем переговорах программа, предложенная Кантакузином в 1350 и 1367 гг., все еще была основой греческой позиции, в особенности в пункте проведения собора «где-нибудь на побережье», так, чтобы восточные послы в случае провала находились поблизости от своих готовых к отплытию кораблей. Возможно, этот пункт сыграл некоторую роль в том, что греки предпочли провести собор с папой Евгением [IV], а не с концилиаристами, приглашавшими их в далекий заальпийский Базель. Кроме того – тоже в соответствии с программой Кантакузина, – налицо было серьезное усилие составить восточное посольство не просто по формальному признаку представительства «четырех патриархов», а с бо́льшим реализмом и репрезентативностью[341]. В него были включены не только митрополиты «отдаленного» Трапезунда и Руси, но также и молдовлашский митрополит (Румыния). Балканские славяне жили уже под властью турок, так что из Сербии и Болгарии никто не приехал (митрополит Игнатий Тырновский, который входил в посольство, не был патриархом, как во времена Кантакузина, но проживающим в Константинополе архиепископом); однако, что очень знаменательно, было обеспечено присутствие делегатов от грузинского католикоса. По-своему важная, эта географическая широта посольства не имела, по всей вероятности, того же решающего значения, какое придавали организаторы участию в соборе представителей