Звонкие акварели детства. Евгений Васильевич Любчич

Дай-ко на краешек примостюся.

      Разговоры не умолкают, самый народ пошёл, очередь.

      Нам хотя бы три места нужно в раздевалке: Папе, Толе, а мы с Валерой можем и на одну вешалку.

      Когда я Папе говорю, что он совсем по-другому меня моет, он отвечает: «С Мамой ты ходил в баню купаться, а с нами по-настоящему». Я хожу в парилку из парилки потому, что долго сильного жару не выдерживаю. Мужики ругаются, мол, пар выпускают! Я стараюсь садиться пониже, а сверху совсем ничего и никого не видно, одни голоса и блаженно-ядрёные поохивания. Раздаётся шум веников. «А-ах, хорошо!». Мне немного боязно, так как я на самый верх никогда не осмеливался залазить и не знаю, что там и как высоко можно. Голоса совсем рядом, а думается: «А вдруг и они не на самом верху». Выхожу весь запаренный! Хочу побыстрее присесть на лавку отдохнуть. Набираю в тазик воды сколько донесу. Намыливаю голову – глаза щиплет. Папа говорит, что моюсь холодной, и трёт мне спину. Мне почему-то удобно приступать мыться мочалкой с коленок и всегда забываю начинать с шеи и плечей. Для закалки в конце ополаскиваемся, опрокидывая на себя тазик холодной водицы. У меня силёнок не хватает, то Папа мне помогает, и я быстрей-быстрей к полотенцу вытираться. (Один раз нечаянно так по пути шлёпнулся на скользком полу)!

      Одеваться трудно: помимо того что неудобно, ещё и майка закатывается, прилипает. Причесавшись, накидываю шапку, и бежим с Валерой домой вперёд всех. Ноги сами несут. Я за ним не поспеваю, кричу: «Подожди!». Выдыхаюсь – дальше шагом. Дымно, морозно, безветренно, дышать тяжело.