серьезные и в меру пьющие.
– Нет, четыре тысячи мало, давай за шесть.
А у нас на леса и всю штукатурку всего-то десять.
– Нет, – тихо говорит мой знакомец, – не сделаем мы эту работу, даже если и десять запросим. Не сможем.
Я еще приглашал специалистов, разговаривал. Никто не согласился.
Точно помню, что в те же самые дни проходили у нас выборы в органы местного самоуправления. И появились у нас «православные» кандидаты, хотя этих людей я в церкви никогда не видел. И все поспешили за поддержкой к батюшке. Как раз в период переговоров с Мишкиной бригадой пришел один очень солидный господин, а с ним сразу же и фотограф, увешанный специальной техникой.
– Батюшка, – не просит, а командует кандидат, – мы сейчас с тобой встанем на фоне храма, а фотограф щелкнет, как ты благословляешь меня на выборы.
Выборы – дело коррупционное, я это из газет знаю. Жду, когда кандидат меня подкупать начнет, а он, гляжу, и не собирается. Рукой машет, давай, мол, иди, не томи. Тогда я ему сам забрасываю:
– Слушай, у меня с лесами проблема, нужны четыре тысячи долларов. Давай так: ты оплачиваешь работу плотников, и мы фотографируемся.
Кандидат в сердцах даже плюнул:
– Правильно говорят, жаднее попа никого не сыщешь, да мне с местными алкашами на порядок будет дешевле договориться.
Плюнул и уехал, а вместе с ним уехала и моя надежда на русских мастеров. И вот я снова набираю знакомый номер.
– Файзула, есть работа.
Мои узбеки – отличные штукатуры, для них большие площади в радость. Файзула, обсчитывая предстоящий фронт работ, интересуется:
– Ты же, батечка, своих хотел нанять, чего не стал?
– Высоты боятся.
– А чего ее бояться, – убеждает он меня, – просто нужно нормальные леса сделать.
Я уж молчу, думаю, сейчас он мне цену за леса как загнет. А он все только про штукатурку речь ведет. Осторожно так намекаю:
– Ну, леса-то поставить тоже денег стоит. Сколько запросишь?
– Не забивай себе голову, батечка, сколько дашь, за то и спасибо.
Три узбека за три недели построили леса, да такие, что народ к нам на экскурсии повалил. Два года своей грандиозностью они завораживали паломников. А когда их наконец начали разбирать, так было такое ощущение, которое, наверное, можно было бы сравнить только с ощущениями парижанина, если бы на его глазах стали рушить Эйфелеву башню.
В прошлом году Мишка, мой старый знакомый бригадир плотников, неожиданно для всех покончил с собой. Страшная, ничем не мотивированная смерть. Он не пил и был совершенно здоров, вырастил детей и жил в ожидании внуков. Всю свою жизнь Мишка работал на трех работах. Человек по натуре не жадный, все на детей тратил. Пахал как вол, а свою мечту о достатке так и не воплотил. Как был гол как сокол, таким и остался. Может, через жалость к себе и уловил его враг, не знаю, но хороший рабочий человек наложил на себя руки. Я был у него дома. Уходя, плакал.
Все эти годы продолжались