старше меня; мы играли вместе детьми. Неужели он действительно назвал меня мадам Жан Большой?
Ален поздоровался кивком. Он тоже беспокоился, но явно не считал дело настолько важным, чтобы из-за него бегать.
– «Элеонора», – крикнул он из-за дюны. – Мы ее нашли в Ла Уссиньере, сразу за «Иммортелями». Мы сейчас идем туда, забирать ее, но нам нужно взять прицеп у вашего отца. Он дома?
Я покачала головой.
– Я не знаю, где он.
Гилен явно забеспокоился.
– Дело неотложное, – сказал он. – Нам придется забрать прицеп так. Может, вы… скажете ему, для чего это…
– Конечно, берите, – сказала я. – Я пойду с вами.
Тут Ален, наконец поравнявшийся с нами, посмотрел на меня с сомнением.
– Не думаю…
– Это лодка работы моего отца, – твердо сказала я. – Он ее построил много лет назад, еще до моего рождения. Он мне никогда не простит, если я не помогу. Вы знаете, как он ее любит.
Он любил ее по-настоящему; это я помнила. «Элеонора» была первой из его дам, не самая красивая, но для него – дороже всех. Одна мысль о том, что лодка может погибнуть, приводила меня в отчаяние.
Ален пожал плечами. Для него лодка была средством к существованию. Где под угрозой деньги, там нет места сантиментам. Гилен побежал за прицепом, а мне вдруг стало легче – словно эта чрезвычайная ситуация означала для меня отсрочку приговора.
– Может, вам не стоит беспокоиться? – спросил Ален, пока его сын привязывал тягач к старой машине. – Там ничего особенно интересного не будет.
Меня обидело его неявное предположение.
– Я хочу помочь, – ответила я.
«Элеонора» застряла на камнях в Ла Уссиньере, метрах в пятистах от берега. Приливным течением ее заклинило между камнями, и хотя вода была все еще не очень высока, дул резкий ветер, и с каждой волной поврежденный корпус вбивало в камни. Кучка саланцев – в том числе Аристид, его внук Ксавье, Матиа, Капуцина и Лоло – наблюдали за происходящим с берега. Я жадно оглядела лица – отца среди них не было. Но я заметила Флинна, в рыбацких сапогах и свитере, со спортивной сумкой через плечо. Скоро к ним подошел Дамьен, приятель Лоло; теперь, видя его рядом с Аленом и Гиленом, я улавливала семейные черты Геноле.
– Держись подальше, Дамьен, – сказал Ален, завидев его. – Нечего тебе путаться под ногами.
Дамьен мрачно посмотрел на отца и сел на камень. Через несколько секунд я опять взглянула на него и увидела, что он зажег сигарету и демонстративно курит, повернувшись спиной. Ален, казалось, ничего не замечал – он не сводил глаз с «Элеоноры».
Я села рядом с мальчиком. Какое-то время он меня игнорировал. Потом любопытство взяло верх, и он повернулся ко мне.
– Я слыхал, вы жили в Париже, – тихо сказал он. – Какой он?
– Как любой другой большой город, – ответила я. – Огромный, шумный, толпы народу.
Он ненадолго расстроился. Потом просветлел:
– Может, это европейские города такие. В Америке не так. У моего брата есть американская