пустота внутри. Да и что, казалось ему, за вопрос для родственника: наверняка все просто как божий день.
– Какой, говоришь, номер «Дела»? – не меняя тона и вопросом на вопрос ответил Сигов.
Перегнувшись из кресла к столу, взял из стакана ручку, ждал.
Толя листал свой блокнот и видел, как перед его глазами заходила-запрыгала нога хозяина в синем шлепанце, до того спокойно лежавшая на колене.
Сигов записал номер небрежной почеркушкой. Нога продолжала подергиваться.
Толю долго ломал кашель. А когда он снова глянул на Сигова, что-то в нем изменилось. Он, похоже, уже долго и пристально смотрел на зашедшуюся в кашле тщедушную фигурку, занимающую всего едва ли не четверть кресла. Все было маленькое и какое-то скомканное в нем: лицо с острыми скулами, пегие волосенки, полудетский пиджачок и руки с тоненькими желтыми пальцами. А вот его вопрос Сигова озадачил.
– Тебе это зачем, Анатолий Романович?
Толе стало как-то не по себе от его взгляда и голоса. Ему послышались в нем совсем другие слова: «Ты посмотри на себя, дядя, разуй зенки: ты ведь правой ногой в могиле стоишь».
Толя почувствовал, как задергалось у него левое веко – верный признак неуступчивости, которая столько раз ставила ему в жизни подножки.
– Я историк…
Сигов словно этого слова и ждал.
– Исто-орик… – протянул он. – Штука не в том. Чей историк – вот ведь где собака-то зарыта.
Похоже, что вместо ответа на вопрос он был склонен устроить гостю ликбез.
– Историк рабочего класса, – как школяр, отозвался Толя.
– Вот. А какая история нужна рабочему классу, знает его авангард – КПСС. Перед тобой, Толя, ее представитель, законно избранный этим классом на высокий руководящий пост. Еще вопросы есть? Давай теперь по коньячку.
Говорилось это покровительственно-несерьезным тоном, который, Толя знал, в любую секунду мог стать официально-приказным, не подлежащим обсуждению. Все зависело от того, насколько хватит у Сигова к нему, Рудвалю, расположения.
Направляясь к Сигову, он не предполагал, что его конкретный вопрос вызовет дискуссию.
– Рабочему классу не любопытно знать, как погиб один из его героев? – окуляры Рудваля смотрели неуступчиво.
– Давай мы с тобой не будем спрашивать сразу у всего рабочего класса, любопытно ему или нет. Обязательно кто-то поднимет руку и доведет свое любопытство до полного абсурда. Класс, ты ведь понимаешь… Там и галерка есть, двоечники… Как это у апостола Матфея: много званых, но мало избранных. Тебя, надеюсь, не удивляет, что я вместо сочинений Владимира Ильича Ленина обратился к Евангелию? В подлунном мире, Толя, по большому счету ничего не меняется.
– Так я ведь не в класс пришел… Меня класс коньячком бы не баловал…
– Во-от. Ты все правильно сделал. Четыре тебе за это с плюсом. А мнение партии, авангарда рабочего класса, такое, – голос хозяина отвердел: – биография