впору брать девок с Глазковой улицы. Они настоящих женщин не видали, – брызгала ядом Монька.
Ленька окатил ее презрительным взглядом.
«Сволочуга, фармазон!» – подумала про себя Клопп.
Компания невольно попала под перекрестный огонь взглядами. Фрау показалось, что Пантелкин смотрит заведомо сквозь нее. «Играет», – лелеялась мысль. Густо накрашенные ресницы, словно лапки паука, захлопали. Тонкие, подведенные красной помадой губы кривились бантом, на лбу залегла яростная складка.
Ленька рассматривал ее пухлые холеные пальцы. Его тошнило от мещанской заносчивости. Она пыталась казаться всем шелихвосткой, все это лопалось мыльными пузырями, потоками гнусностей, что лились в данный момент из нее.
Ленька едва давил в себе приступы подступавшей тошноты, воображение рисовало догадки и бури негодования. Сжал добела кулаки, на лице нервно играл желвак. Перед его глазами встала картинка того, чем занимается Клопп. Как она встречает клиентов, как делит барыш, таскает девок за косы, подкладывая их под липких мужиков. Использует людскую плоть, одновременно одевая и размазывая ее по стенке.
Он посмотрел на Луде, шептавшуюся с Гаврюшкой в стороне. Перевел взгляд на Мари, и их глаза встретились.
Монька это заметила и ему подмигнула. Он внимательно смотрел на нее и удивлялся. Сколь искусно та себя преподносила и сколь поддельна была. В ее маленьких зеркалках не было ничего уже походящего на душу. Для него, еще юного сентименталиста, эта женщина была олицетворением вянущего порока. Ее плоть, смердящая французскими «Коти», отталкивала его. «Наверное, у нее сифилис», – думал Пантелкин, в глубине жалея таких, как она.
Клопп перехватила этот его надменный взгляд. И, ухмыляясь, высказала во всеуслышание:
– Мазы, хватит гакуру бусать. Пора гагар пощупать, да не шваб вокзальных, а отборных марух! – И она протянула было рюмку ему, чтобы чокнуться, и она стала облизывать свой рот с растекшимся алым стеарином, выглядело это забавно.
Леньке вспомнилась клоунада из парка отдыха. «Вот неугомонная». Ленька процедил с отвращением:
– Свинья.
Такой оборот привел ее в большую ярость. Она не терпела отказов. И ей не нравилось, когда это видели и когда вдруг нравился кто-то другой.
«Да кто ты такой? – подумала Монька. – Да я моложе найду! Фи!»
– Так, пора собираться, – скомандовала фрау, шатаясь. – Не знаю, как твоя подруга, Лидка, пошли.
Луде сделала вид, что не слышит.
– Ах так! – вскричала Монька. – С завтрашнего дня ты у меня не работаешь!
Лидия машинально поднялась и направилась в сторону выхода за хозяйкой.
Гавриков подскочил за нею, пытаясь сначала ухватить за руку, затем ринулся вперед, преграждая им путь:
– Она никуда не пойдет!
– Отойди, голяк, – раздраженно фыркнула Клопп.
Лида остолбенела.
– Луде, пойдем!
Девица опустила виновато голову.
– Лида. Ты