его Кельдибековым стали все звать.
– С языком? Как он их потерял? Расскажи.
На войне? – всё уняться мальчишка не мог.
Внуку бабка Наташа сказала тогда:
– Вон, пойдём-ка в сторонку, да я отдохну.
Больно ноги устали ходить-то весь день.
Там тебе расскажу. – И поправив платок,
Домотканой работы, в цветках-васильках,
Повела внука в сторону, где на лугу
Отдыхали уставшие. Кто разостлал
На траве полотенце, на нём разложил
Яйца, лук, огурцы да ржаной каравай;
В крынках квас у одних, у других – молоко;
Кто так просто сидел, да на небо глядел;
Кто и вовсе лежал на траве-мураве,
Уж насытив себя в ясный майский денёк.
С внуком бабка Наташа под ивовый куст
Разместились едва, как услышали вдруг:
– Можно с вами рядком?.. Ох, как день-то хорош!
Так и жарит! Давно в мае так не пекло… –
Рядом села та самая бабка, она
Примостилась на кочке. Зелёный платок
Чуть расслабив, у юбки поправив подол,
Да корзину удобней поставив вблизи,
Разместилась, как будто уж приглашена.
– Как зовут-то мальчонку? – спросила она.
– Митрий, внук мой, – Наташа ответила ей.
– Митька, значит… А мы вон, у родичей здесь,
С сыном. Сын-то – купец. Вон телеги его.
С самого Соколова добрались сюда.
Мы оттуда вообще-то, а здесь – у родни.
Уж неделю гостим. Завтра едем домой.
Верка Шишкина я, не слыхала, поди? –
Верка ей не сказала, что звали её
Верка Шиш – то за жадность и чёрствость души.
И отца её, что в Соколово купцом,
Колька Шиш часто звали за жадность его.
Так и сын её с прозвищем этим ходил.
Но в селеньях других всем твердили они,
Что, мол, Шишкины мы, так, мол, все нас зовут.
– Не слыхала, – Наташа ответила ей.
– О родне-то моей ты уж слышать должна:
Все здесь мельника знают…
– Не местные мы.
– А откуда ж?
– Из Ракова. Там я всю жизнь
Прожила…
– В глухомани-то этой? В лесу?
– Одинаково солнце-то светит везде.
Ты бы, милая, шла, где ещё посидеть…
– Ладно, ладно… Марийца-то слышала, тут
Изловили, злодея, что церковь пожёг!
Я бы их, черемисов проклятых, ужо!..
У родни-то, у нашей, амбары сожгли.
Разорили вчистую. Уж я бы их всех
Утопила в реке! Состоянье едва
И поправили.
– За два-то года – едва?
Тут всю жизнь поправляешь, и нет ничего.
– Ну так, милая, это ведь надо уметь.
Где обманом, где подкупом. Честный-то труд
Мало ценится, мал от него и доход. –
Тут уж бабка Наташа сказала опять:
– При ребёнке ты лучше язык придержи.
Рядом с храмом обманом-то жить не учи.
Может, место другое найдёшь, посидеть?
Здесь я внуку хотела рассказ рассказать,
Быль одну. Хочешь