всматривался в пески. Ждал Зака. Он со своим креслом дальше порога годами не выбирался. Не мог, утонул бы в песках. И поделом, конечно.
Шаман, буря его разорви…
Зак остановил борд, спрыгнул. Ноги по щиколотку ушли в песок.
“Меня так просто не сожрешь”, – подумал он и с отвращением выдернул ногу. Ею же пнул борд и подхватил, когда тот взлетел от пинка. Сделал шаг, еще, пошел быстрее, побежал – увидел языки пламени в метре от отца. Сначала ему показалось, что под ногами у того что-то вроде разбитого зеркала, и так в нем играют кровавые отблески заката.
Но нет.
Старый хрен зачем-то развел костер. Зачем-то и непонятно каким образом – Зак уже давно и привычно прятал от него все колющее, режущее и воспламеняющееся. Нашаманил, гад, не иначе.
Зак затормозил в нескольких шагах от огня. Костер был уже хорошо виден – догорающий в неглубокой яме у ног гада. И все в нем было красно-черным: алели раскаленные угли, тлели черные полосы ткани.
Он, сволочь, еще и ткань аккуратно разрезал, прежде чем жечь.
– Мой костюм? – процедил сквозь зубы Зак.
Хотелось плакать от обиды. Чистой детской обиды. И смеяться – потому что это же бред. И голову оторвать грязному старику.
Но Зак только повторил:
– Костюм? Серьезно, пап? Окончательно двинулся?
– Ты никуда не полетишь, – отчеканил отец и поднял на него темный пронзительно-безумный взгляд. Иногда у отца случались обострения. Судя по взгляду и дрожащему на грани срыва голосу, очередное было на подходе. Зак тяжело вздохнул. Разгреб носком ботинка угли. Эмблема Флота – металлическая пластинка – почернела, но все еще была видна среди кусков тлеющей ткани. Наполовину сгорел один сапог. И одиноко, безжизненно лежал у самых колес кресла обгоревший кусок шнурка, вывалившийся из кострища в песок.
– Да я хоть в пижаме полечу, – ответил Зак и сам услышал: его голос дрожит ничуть не хуже папиного.
– И костюм – не твой, – продолжил отец, не обратив на него внимания.
– Мне его Рэй подарил! – неожиданно сорвался на крик Зак. Лучше уж в крик, чем рыдать над кострищем. – Зачем?!
– Будешь знать, как принимать от НИХ подарки, – отец поднял на него помутневший взгляд и воздел к небу кривой палец. Обострение обошло стороной. Вполне возможно, через несколько секунд он спросит, что за костер тут Зак разводил. И отругает его за несоблюдение техники пожарной безопасности.
“А кто мне вернет костюм? – устало подумал Зак. – Кто мне вернет хоть что-нибудь?!”.
И так же устало ответил отцу:
– Мы живем за ИХ счет, папа. Не они начали войну с Чужими. Не они убили тут всех, пап. Они защищали нас. И сейчас защищают!
– Делая оружие?
– А чем еще защищаться?! – Зак закричал было снова, но вовремя себя оборвал. Смысл спорить с больным человеком? К тому же – по сотому, тысячному разу. Всегда – об одном и том же.
Отец не любил военных. Отец нелюбил всех, но Флот – с какой-то особенной яростью. Может, потому Зак так усердно