а это проклятое зеркало было главной из них. Отказать себе в возможности хотя бы украдкой видеть внучку, пусть даже будучи лишь безмолвным наблюдателем, Морана не могла и не хотела.
Ведь это ее плоть и кровь – дитя, вскормленное и воспитанное с любовью, на которую она только была способна, убереженное ценой собственной жизни и жизни ее дочери. И, несмотря на то, что ее внучка была далеко не последней в их роду, произведя на свет множество потомков, это была ее единственная связь с миром живых, надежная и постоянная. Ведь для остальных, не знавших ее лично, Морана со временем становилась не более чем семейной легендой, сказкой, которую рассказывали детям перед сном.
Так она думала.
Зеркало, моргнув, вновь отразило прекрасную деву с бледным лицом на фоне чернильных волос, с печальными темными глазами, устремленными туда, где мгновением ранее еще теплился огонь в печи, во всем черном, точно сама Смерть. А позади нее очертился силуэт ее возлюбленного, ее узника и ее пленителя, сначала нечеткий, словно он собирался по каплям из сгущающегося дыма, а затем появился и сам Повелитель.
– Так и знал, что найду тебя здесь, моя драгоценная, – Кощей по привычке подошел сзади, отвел ниспадающие на плечи распущенные волосы назад и, нежно обняв Морану, оставил легкий поцелуй на белой шее, отчего по коже пробежал холодок, а затем достал из-за пазухи голубой цветок бессмертника и воткнул ей в волосы за ухо. Улыбнувшись, с легкой иронией в голосе он поинтересовался. – Ну как, Агния еще не подвела тебя?
Морана вздохнула, прикрыв глаза, и, повернувшись к Кощею, бесстрастно произнесла:
– Она хорошо справляется.
Попытка отстраниться, сделав шаг назад, с треском провалилась, и Морана оказалась сжата в крепких объятьях своего бессмертного возлюбленного.
Он прижал ее к себе и, водя по спине ладонями, вперил в нее свой орлиный взгляд. Не прикрывая глаз, Кощей коснулся ее губ своими, и Морану окатила волна жгучего жара, который она тотчас постаралась обуздать, чтобы не выдать себя с потрохами. Казалось, Кощей этой сиюсекундной слабости не заметил, хотя и пытался прочитать ее. Но лицо любимой оставалось неподвижно, глаза смотрели прямо на него, без страха, но и без тепла.
Морана научилась за прошедшие годы, будучи постоянно рядом ним, не показывать слишком ярких эмоций – положительных, чтобы не тешить самолюбие Кощея. Скандалы случались, он видел ее гнев и ярость, и даже это доставляло ему странное удовольствие, но такой радости она ему не принесет. Она, все так же, не меняясь в лице, приоткрыла уста и ответила на его поцелуй. Как всегда – будто делала ему одолжение.
– По-прежнему холодна как лед, – подтвердил он сам себе, словно отвечая на уже привычный немой вопрос. – Ну, ничего, когда-нибудь ты оттаешь. Я заслужу твое прощение и добьюсь тебя. Снова.
Ответом ему была едва уловимая улыбка уголком рта, говорившая о том, что вызов принят, что, впрочем, повторялось из раза в раз. В том, что когда-нибудь сумеет простить Кощея, Морана очень сомневалась,