Я пока мало что понял, и не могу дать оценку, но если то, что ты говоришь, правда, то нашу газету с руками оторвут. Ещё раз тебе советую: успей до выборов, крайний срок, через неделю-две после, и если эта история связана с политикой, головы полетят… ух… – и он изобразил характерный жест взмаха топором. Уже забравшись в повозку, Джон неуверенно добавил: – Ханна, мне почему-то раньше в голову не пришло… ведь все может обернуться по-другому. Если то, что ты накопаешь, будет слишком серьезным заявлением, у тебя могут возникнуть неприятности.
– Постараюсь сделать все, чтобы так и произошло, – легкомысленно ответила журналистка. После чего кибитка понесла задумавшегося Бигелоу в неизвестном для Ханны направлении.
Провожая взглядом стучащий копытами транспорт, девушка не заметила, как налетела на шедшую мимо полную женщину, которая, видимо, куда-то спешила.
– Ой, простите, простите, я случайно, я не заметила… простите, – искренне и взволнованно, даже как-то испуганно, извинялась незнакомка, отчего Ханна почувствовала себя этаким извергом, каменным истуканом, увидев которого сразу же появляется желание упасть перед ним на колени и целовать его стопы. Она попыталась изобразить подобие улыбки, и быстро ушла в сторону, давая пройти тучной особе. Женщина, стесняясь даже смотреть в глаза Гудвин, сделал шаг вперед.
– Ничего страшного, я сама виновата! – как можно более дружелюбно и легко попыталась ответить журналистка.
– Простите ещё раз, я не хоте… – последние слова незнакомая женщина проговорила, уже отвернувшись и отбежав от Гудвин, будто боясь увидеть её гнев, поэтому Ханна не смогла их разобрать. Она задумалась; непонятные чувства, изредка появлявшиеся в ее голове, снова родились, чтобы отвлечь от насущных дел. Она вдруг отчетливо почувствовала себя… мужчиной. Эта женщина так кротко и виновато извинялась, как можно извиняться только перед мужчинами, и Гудвин подумала, что в брюкам и легком пальто она действительно мало была похожа на обычную девушку этого города. «Неужели эти брюки делают из меня очередную свинью!» – пронеслось у неё в голове. Поглядев по сторонам в поисках других представительниц своего пола, Ханна отметила, что практически все они мало на неё походили. Низко опущенные головы, закрытые одежды, у некоторых довольно пышные платья, надетые не по сезону, а ради украшения, кокетливые взгляды кавалерам, которыми Ханна почти никогда никого не одаривала, доходящее до исступления чувство вины, соблюдение строгости в жестах и улыбках, отсутствие выбора. Другие женщины, которые были бедны, плохо одевались и выглядели не очень красиво, вели себя более раскованно, насущные житейские вопросы о том, как прожить очередной день, не умерев с голода и прокормить своих детей, не оставляли времени и места на хорошие манеры, но в центре этих женщин было не так много, поэтому в глаза Ханне бросались только особы среднего класса.
«Это так неправильно… Почему мы всегда стоим ниже мужчин! Почему же мы не равны им, и почему они думают, что мы ничего не можем. Они же делают из нас