коньком которого была, как выразился ядовитый Каифа, «на редкость натуральная искренность и эмоциональность, растапливающая лед», чуточку пережал с «сердитостью». Но вроде бы сошло, во всяком гость давал понять, что стиль не слишком вежливого разговора в данном случае даже приветствуется.
– Старайся только не сорваться, — мысленно напутствовал себя Иосиф, с одной стороны помня, в каком состоянии был только что застигнут улыбчивым гостем, а с другой понимая, что не за тем этот вельможа проделал столь долгий путь, чтобы говорить с ним о мелочах. — Интересно, а что на самом деле он обо мне знает?
– Погоди, не понял. А что в таком случае ты делаешь…, – римлянин на мгновение замялся, – в этой дыре?
Обезоружил подлец! Под дых ударил. Щенок поганый, взял и обыграл мастера! Да так легко. Так спокойно и честно глядя в глаза!
– Можно подумать, этот хитрый лис не знал о том, что ты был членом синедриона!, – тут же заверещала в голове раввина пушистая сволочь с когтями.
– Великий артист, — поддакнула ему жаба, с восхищением глядя на римлянина, и, обращаясь к раввину, добавила: – Все, ты продул! Он смотрел на тебя, а у тебя на морде написано, что ты стыдишься своего жалкого положения.
– Живу я здесь… теперь…, — мотнув головой в надежде вытряхнуть из нее жабу убитым голосом ответил гостю Иосиф. И вдруг взорвался: – По твоей милости!
– Что значит – «по моей милости»?, – сделал круглые глаза римлянин. – Я что ли тебя сюда спровадил?
– А кто?!, – заорал Иосиф уже во всю глотку.
– Да я тебя впервые вижу, — с тревогой глядя на внезапно покрасневшего раввина, отмахнулся от него гость.
– Ну разумеется!, — Иосифа уже откровенно несло и он это чувствовал, только вот поделать с собой нечего не мог. — Ты ж только с царями общаешься! Где тебе мелочь вроде меня замечать!
– Ну почему только с царями?, — переключившись на «непринужденно доверительный» тон, попытался утихомирить бурю гость. — Случается, что и с нормальными людьми. Но чаще, конечно, с дерьмом собачьим, – все-таки огрызнулся и добавил, странно ухмыльнувшись: – Сейчас вот, к примеру, с тобой разговариваю.
– Это ты тогда все изгадил, — не унимался теряющий над собой контроль раввин, в мозгу которого по меньшей мере четыре зверя, громко меж собой споря, принялись выяснять, за кого именно держит римлянин Иосифа, за нормального человека или за дерьмо собачье.
– Эх ничего себе!, — гость сделал вид, будто опешил. — А по-другому сказать никак нельзя было?
– Именно ты!, — продолжал бросать ветки в огонь Иосиф, в уши которого опять стала наливаться горячая вода.
– Интересный у нас разговор пошел. «Все изгадил»… Ты бы подбирал выражения! Не на базаре все-таки… Кстати, меня тогда в Ершалаиме не было. Ну, в тот день, когда вы там всю эту ерунду замутили. Если помнишь, я приехал только во второй день.
– Вот именно!