в конюшню. Но и тут не было ни души, и коней не было, пасущихся по той поре в лугах, и только единственный, невесть для чего прибредший сюда тихий, рукливый рыжий коник потерянно бродил из стойла в стойло. Увидел Любаву, мягко заржал и радостно побежал к ней, к её рукам, дабы погладила, потрепала по холке, обняла и поцеловала в опущенную для того мырду.
Она не преминула это сделать, накинула на приклонённую голову обуздок и, выведя коника на волю к невысокому заплоту162, села охлюпкой163 на его спину.
И опять никто не доглядел наездницу, а когда легко и тряско понёс её коник по следу, только солнце, небо да лесные ухожаи были её сведниками164.
Тот прощальный взмах руки у древнего родника на всю жизнь запомнился князю Игорю.
Но и Любава на всю жизнь запомнила обернувшееся на мгновение только к ней лицо. И что бы там ни говорили, но оба они – девочка и мальчик, поняли в тот миг, что созданы Господом Богом только друг для друга и что они любят…
Всё то лето и осень, и начало зимы ждала Любава Игоря. Тосковала. И когда дедушка Мирослав засобирался к Курску, упросила взять её с собой. Как она ждала той встречи, как жаждала! Но в Курске Игоря не оказалось. И худо, ох как худо стало Любаве! Весь свет не мил.
С того и занедужила, слегла в странной болезни. Мирослав, и дня не отложив, заспешил в дорогу к Новгороду. Кто, как не родная мать, поможет в той неминуемой для каждой девочки болезни. Угадал, мудрый, болезнь внучкину. Но как тут поможешь? Тут нужна другая мудрость – женская. Слава Богу, довёз Мирослав внуку до Новгорода, передал на руки матери.
Она и в Новгороде ждала Игоря, верила в скорую встречу, в то, что будут они вместе на всю жизнь. А когда пришла весточка от брата Ивора, что гостюет тот в Игоревом сельце у Ольговой княгини и собирается скоро быть к Новгороду, тут она уже не сомневалась, что приедет братец не один, но обязательно с Игорем.
Однако свершилось непоправимое. Пожаловал как-то на двор их старший из Мономаховичей – князь Мстислав – погодок отца её, Дмитра. В честь столь высокого гостя учинён был великий пир. И на том пиру ударили руку об руку князь и больший новгородский боярин, что быть Любаве женой Мстислава.
Как о великой радости сообщили о том дочери родители, вмиг разодели невестой, вывели на смотрины и, не откладывая часа, сосватали Любаву по чину, а там и свадебный поезд заслал жених. И умыкнул ягоду старый ворон. Шёл Мстиславу сорок седьмой годок, а Любаве о ту пору исполнилось тринадцать. Ещё пыль не улеглась от того свадебного поезда, унесшего невесту в Киев, как на двор боярский пожаловали Игорь с Ивором.
3.
Старец Борей – вольный хожалый боян, родом был из черниговских бояр, служивших ещё Храброму Мстиславу, иже зарезал Редедю перед полками касожскими.
В великой резне Ярослава Мудрого с Мстиславом, чуть было не погубившей Русь, предки Борея – первейшие воины, лихие борцы, не знавшие пощады не токмо супротивникам их, но и покорённому мирному люду. И когда замирились