глаз либо рюхи175 из носа, но даже самой малой царапины. Возмужав, презирал открыто опасность в бою. Ни стрела его не доставала, ни копьё, ни меч. Берёг Андрея Бог, любил.
Не спасовал Андрей и перед Ярославцем с великой наёмной силой, прочно заперся во Владимире, отослав гонцов к отцу, дабы поднимал Русь на иноземное войско.
И хотя считал Ярославец Южно-Владимирское княжение своим, вступив в пределы оного, отдал землю на разграбление легионам иноземным.
Мономах к нашествию этому отнёсся куда как серьёзно, понимал, сколь опасен новый этот поход чужестранцев.
Встряхнулся великий князь, скинув с всё ещё могучих плеч тужу великую, в одночасье сделавшись прежним воителем. И двух дён не прошло, как было собрано боевое войско, начальником в коем поставлен Мстислав, а с ним оплечь Всеволод Ольгович.
Отправив войско из Киева, сам Мономах отослался ко всем князьям, призывая под свою руку. Великий князь понимал: слишком большая опасность нависла над Русью, чтобы обойтись только одним Мстиславовым войском. Слишком большой огонь занимался на южной окраине.
А в то время передовые иноземные полчища уже обложили град Владимир и Ярославец требовал от Андрея немедленной сдачи на милость. Никак не предполагал он, что не убоится Мономашич несметной силы и сядет в оборону.
Владимирцы бились крепко, не желая Ярославца, и как один стояли за князя Андрея. Ярославец грозил, что завтра же, взяв город, не пожалеет никого, каждого предав мученической смерти.
Самолично кричал под городскими стенами:
– Князь Андрей, выдь вон из моего города на милость мою!
На что получил самоличный Андреев знак с крепостной стены. При общем гоготе осаждённых показал Мономашич кукиш. С сим и ускакал опозоренный князь в свой лагерь.
Последние легионы подтянулись к Ярославцу, и сокрушительный штурм был назначен на завтра. Самому малому, самому несмышлёному было ясно – не устоять Андрею перед силою трёх иноземных держав и трёх князей русских.
Однако Богом любимый воин совсем не был уверен в том, что падёт город. На то у него имелся свой простой план. Слишком хорошо знал он неукротимого себялюбца Ярославца. Догадался, что до лихого штурма не откажет себе тот снова покрасоваться перед стенами града, снова покричать, а паче придумать нечто такое, похлеще кукиша, что унизит не только Андрея, но и всех защитников. Потому тайно ночью вывел князь за город малый отряд воинов и укрыл в засаде.
И точно, с рассветом, не дождав общего построения войск, Ярославец объявился под стенами града. Замышлял он учинить нечто срамное для чести Андреевой, да не успел, только и прокричал единое:
– Эй, Андрюшка, готов поклониться в ноги мне и поцеловать меня в …?
Не успел докончить, как выметнулся из засады сам Андрей Владимирович с верными воями.
– Да рассудит нас Бог, Ярославец! – рыкнул Андрей.
Однако тот поединка не принял и пустил вскачь коня от крепостных стен. Бывшие с ним двое