Екатерина Поспелова

Как я выступала в опере


Скачать книгу

я такого ему тогда наговорила! – с неостывшим за шестьдесят лет возмущением рассказывала Бабуся.

      – Неужели и «поросенка» сказала?! – ехидничали мы с братом.

      Князь после этого раскаялся и присмирел, и только иногда, когда она проходила перед дверью, из-за нее доносилось: «Вера, простите меня!»

      Помню даже одну фривольную историю, что, вообще-то, для ангельской Бабусечки было нехарактерно.

      Гуляет она с мальчиком Шахеевым по лесу и, о ужас, страшно захотела пи-пи. Как быть, что делать? Смышленая Бабусечка тогда сказала:

      – А вот некоторые умеют залезать на деревья!

      – И я умею!

      – Да полноте, не поверю!

      – Так смотрите, Вера! – сказал кавалер и через несколько минут исчез в густой листве где-то наверху. А Верочка тихо пристроилась у корней пожурчать.

      Прозвище «баб-Василь» мамина мама получила после своей охотничьей поездки на Байкал. Там у нее был проводник-эвенк, и ему страшно трудно было выговаривать «Надежда Васильевна» – вот он и сократил ее имя-отчество до короткого и энергичного «Василь», а там уж мы, внуки, подхватили.

      Одна моя подруга, которая была в мою баб-Василь просто влюблена, через двадцать лет после ее смерти сказала мне:

      – Я назвала свою старшую дочь в честь твоей бабушки!

      – Позволь, но твою дочь же зовут Василиса!

      – Да! А разве не так звали твою бабушку по-на стоящему?

      Про нее, про баб-Василь, даже как-то напечатали очерк в журнале «Охота», который, кстати говоря, она всю жизнь выписывала. (А «Правду» – нет.)

      И вот как-то – звонок.

      Пионеры.

      – Вы – Надежда Васильевна Реформатская?

      – Да!

      – Покажите ваши зубы!

      – Ну, дети, зачем вы такие злые? Я старый человек, и зубов у меня уже нет!

      – Да не ваши – медвежьи!

      Я не знаю, как они пережили уход блистательных мужей. Кажется мне, что ужасно. Но семейная история молчит про это.

      Знаю только, как пережили войну.

      Бабусечка отправилась с маленьким папой и с его сестрой в эвакуацию в далекий сибирский город Камень на Оби. Надо сказать, дед, папин отец, уже тогда ушедший из семьи, вывез в Сибирь и содержал оба семейства: и покинутое и теперешнее. Снял два дома в городке, сам заготавливал сено, и еще учил моего папу, как накидывать вилами, чтоб стог на телеге стоял и не падал, и купил обеим женщинам по корове, кормилице. Папа до сих пор помнит, как по избе, разъезжаясь ногами, ходил мокрый новорожденный теленок, недавно принесенный в простыне из хлева, где стояла его лохматая, сибирской породы, мамашка. Он ее кормил перед школой, в темноте сибирского утра, – держал изо всех сил за уши, потому что она норовила сунуть морду сразу на дно ведра, в аппетитные очистки, а при этом весь наваристый бульон выливался, мгновенно леденея, на пол.

      Как-то осенью к ним в избу пришла местная женщина.

      – Говорят, вы тут музыканты?

      – Да.

      – Научите моего парнишку на