подблюдную песенку.
– Ну, Бог с тобой, – протянула старостиха, затем поклонилась всем в пояс и вышла с своим стариком из горницы.
По уходе их песня затихла. Степанида села к столу, облокотилась на него и задумалась.
– Будет тебе печалиться-то, да и о чем грустить? – говорили ей девушки.
– Как же мне не печалиться, подружки мои? Оставляю я вас, увозят меня в дальнюю сторону, – рыдая, шептала невеста.
– Куда тебя увозят, Бог с тобою, ты с нами же останешься.
– Нет голубки мои, увезут меня в чужую сторону, увижу ли я вас когда, не знаю.
– Да что это с ней? Опять заговариваться начала, – спрашивали друг у друга парни.
– Так ей чудится, знать; вестимо, дело девичье, всё придёт в голову, – говорили другие.
Степанида вдруг поднялась из-за стола, утёрла кисейным рукавом слезы, откинула назад длинные по пояс косы и сказала:
– Ну, подружки, всё прошло, давайте песни петь, будем веселиться: все равно, чему быть – тому не миновать, что написано на роду, то и сбудется.
– Вот так давно бы и сказала, воскликнул кто-то из ребят, и вечеринка приняла весёлый характер.
Через несколько минут дверь отворилась, в горницу вошел сын кузнеца, жених Степаниды. Молча и как бы нехотя поклонился он всем присутствующим, подошёл к Степаниде и сел с нею рядком. Невеста не взглянула на него, опустила глаза и снова запечалилась. Парни и девицы глядели на них и дивились их отношениям.
– Степанида, поцелуй своего женишка-то, – послышался голос одной девушки.
Та молчала.
– Небось, жених должен прежде с ней поздороваться, а потом уже и поцеловаться, – сказал кудрявый паренёк.
– Нацелуемся, успеем ещё, – протянул сын кузнеца.
Вошла старостиха и, увидав свою дочку нахмурившеюся, спросила у неё:
– Ты что ж пригорюнилась? Поговори с женихом-то, порадуй его словечком.
– Мне что-то худо можется, родная, голова болит, – отвечала девушка.
– Ей со мной скучно, с приказчиком веселей бывает, – процедил сквозь зубы сын кузнеца.
– С каким это приказчиком? что ты ещё выдумал? – накинулась на него старушка.
– Знаю, с каким; видел, небось, как она с ним целовалась, меня не обманешь.
При этих словах Степанида вскочила с лавки, кинулась к матери, повисла к ней на шею и заплакала. Парни и девицы начали её утешать; один только жених не трогался с места и глядел исподлобья на свою ужаленную им невесту. Сцена была достойна кисти художника.
– Уведи ты меня отсюда, матушка, – упрашивала Степанида свою родную мать, – мочушки моей нет.
Старушка грозно поглядела на сына кузнеца и сказала:
– Эх, ты, косая верста, говоришь, и сам не знаешь, что, а ещё жених! Напраслину какую на неё придумал. Пойдём от него, моя лапушка, – и с этими словами старостиха увела из светлицы в свою избу огорчённую дочку.
Девушки и парни, озадаченные таким приключением, не знали, что им делать, – оставаться ли в избе или уходить по домам. Некоторые из них накинулись на кузнеца, укоряя его за