там! Сама проспала… Небось, уж отзвонили, – пробормотал старик и вышел на двор запрягать лошадь.
Старуха отправилась в светлицу будить дочку, отворила дверь и окликнула:
– Степанида, а, Степанида!
Ответа не было.
– Вставай, пора к заутрени одеваться!
Опять молчание.
«Ишь, как спит крепко», – подумала она и подошла к кровати, ощупала её руками и вскрикнула:
– Да где же она?
Не понимая, что это значит, в испуге вышла старушка в сенцы, начала звать Степаниду, но напрасно; выбежала на двор, подняла крик: – «Степанида! Степанида! где ты?»
– Чего ты там орёшь? – спросил у ней староста.
– Степаниду нигде не найду, – ломая руки, взвыла старостиха.
– Там где-нибудь куда ей деваться-то?
– Всё оглядела, нигде нет.
Староста встревожился, отошёл от лошади и вместе с женой начал горевать об исчезнувшей, неизвестно куда, дочке. Он побежал в дом кузнеца узнать, не у них ли Степанида, и не уехала ли она с женихом к заутрене, но, получив отрицательный ответ, возвратился восвояси и поднял по деревне тревогу. В избу к нему сошлись родные и начали рассуждать, куда бы это могла деваться девушка. Одни из них предполагали, что она одна ушла в село пешком, а другие думали, что она с кем-нибудь туда уехала, не желая беспокоить своих родителей. Осмотрели светлицу и увидали, что она ушла, одевшись в новое платье и в тёплую шубейку. Старуха плакала навзрыд и приговаривала, сама не зная, что; староста уговаривал её и сердился на её слезы.
– Ну, чего ты хнычешь, найдётся. Ведь она не иголка – не затеряется, – говорил он.
Старуха не слушала его и продолжала плакать безутешно. Один из родственников их взялся съездить до села и узнать, не в церкви ли исчезнувшая девушка, поехал и возвратился с неприятным ответом.
– Нет её там, – сказал он, бросая свою шапку на лавку.
Все бывшие в избе ещё более опечалились после этой вести и не знали, чему приписать исчезновение Степаниды.
Начало рассветать; кто-то из вошедших в избу принёс оставленный Степанидой на завалинке узелок с платьем и передал его старосте.
– Где ты его нашёл? – спросил тот, развёртывая платок.
– У твоего дома, на завалинке, – был ответ.
Начали разглядывать находку; позвали старуху, мать беглянки, которая, рассмотрев узелок, признала в нем все находящееся принадлежащим её дочери; но кем был оставлен на завалинке тот узелок – для всех оставалось тайною.
Весть о пропаже Степаниды дошла и до Чуркина, который призвал к себе Осипа и сказал ему:
– Слышал ты новость-то?
– Какую, атаман? – спросил тот.
– Старостина дочка сегодня сгорела.
– Как так сгорела? Кажись, и пожара не было, – уставив свои волчьи глаза на него, вопросил каторжник.
– Сбежала, вот что.
Осип задрожал от злости.
– Я понимаю, куда она девалась: её приказчик с урядником увезли, нас тобою провели, сердито высказался Чуркин.
– Значит, в дураках нас оставили,