покоем и тишиной…
В задних рядах роты размеренной походкой идёт красноармеец Зариф. Перед ним в такт покачиваются спины товарищей. Лицо его спокойно и кажется беспечным, но чуть прищуренные глаза говорят о том, что он напряжённо думает.
Тёплая тишина утра, величавое спокойствие леса заставляют забывать об идущей где-то недалеко жестокой войне, о крови и смерти, как будто молочная белизна тумана прячет и отдаляет от человека эти ужасы. Среди дышащей радостью природы он незаметно для себя обманывается, настраиваясь на мирный лад.
Так и Зариф, хоть и помнил, куда он идёт, в эту минуту был погружён в свои думы о родных и близких. Ему представлялись широкие поля и сизо-голубые леса родного края, деревня, где ему знаком каждый колышек плетня, дом, который вплоть до зарубин на краях сакэ[14] так живо вставал в его памяти, жена, при каждом воспоминании о ней он будто слышал её голос, его дочка, доверчивую улыбку которой он бережно хранил в своём сердце. Мост в конце деревни… просёлочная дорога… ржаное поле… низко склонившиеся к земле тяжёлые колосья пшеницы… Какой нынче был обильный урожай! Теперь, наверное, днём и ночью молотят.
Откуда-то совсем близко до слуха Зарифа донёсся гул молотилки и короткий рёв, когда она глотает большие снопы.
Не успел он сообразить, где же молотят, как раздалась команда:
– Воздух!
Рота тотчас залегла и скрылась среди деревьев по обе стороны дороги.
«Вот тебе и молотилка!» – подумал Зариф, лёжа под деревом, и усмехнулся своему заблуждению.
Самолёт удалился. Лейтенант, видимо, дал команду – лежащие впереди бойцы начали подниматься. Встал и Зариф. Но не успел он сделать и шага, как заметил в пяти-шести метрах от себя девочку и остановился. Ей было не больше трёх, она стояла возле низкого кустарника, зажав в ладони землянику, хотела поднести её ко рту, но, увидев Зарифа, застыла и удивлённо уставилась на него большими серыми глазами. Они у неё покраснели и опухли от долгого плача, на лице две узенькие полоски от слёз. Зариф оглянулся по сторонам, надеясь найти кого-нибудь из родных девочки, но никого не увидел. Снова посмотрел на девочку. Присев на корточки, девочка собирала рассыпанные по земле ягоды. На ней было летнее пальто из тонкого синего сукна, чёрная фетровая шапочка, завязанная под подбородком красной лентой. На ногах чулки и жёлтые ботинки, одна нога в калоше, другую калошу она, видимо, потеряла.
Зариф сообразил, что девочка заблудилась и отстала от родных, которые вместе с другими беженцами двигались в глубь страны, подальше от фронта. Первым его побуждением было поднять ребёнка. Он уже шагнул было к девочке, но вдруг вспомнил, куда идёт и что никак не может отстать от роты. Тогда он повернул к дороге, чтобы бежать за удалявшейся ротой, но вместо этого решительно направился к девочке и быстро подхватил её на руки.
– Мама! – испуганно закричала девочка. Ручкой с зажатыми в ней ягодами она упёрлась в лицо Зарифа и, болтая ногами, громко заплакала.
Крепко