сами старики успели к ней привыкнуть, но вернувшийся с фронта солдат не мог примириться… «Нет! Копоть эту надо снять, соскрести», – решил Ахметвали. Он заговорил торопливо и просто:
– Вам тяжело… Я понимаю… Ко многим пришло большое горе. Но, что бы ни было, война закончилась нашей победой. Этому нельзя не радоваться. Лютый был враг, подлый. Эти звери ни стариков, ни детей не щадили. Вот от какого врага освободили мы страну! Легко сказать. Вы живы-здоровы, живёте, вижу, потихоньку, и колхоз, наверное, не забывает вас. Не правда ли?
Старик Лукман, приподняв голову, пристально глянул на Ахметвали. В тусклых глазах мелькнул недобрый холодок, обвислые губы зашевелились, но так и не произнесли ни одного слова. Не смог старик ответить, потому что горе и ненависть, пробуждённые в сердце словом «враг», нельзя передать словами. И Ахметвали, заглянув в эти холодно-стальные глаза, понял, что хотя в груди у старика и выгорело всё, но глубокая ненависть к врагу, отнявшему Батырджана, продолжает жить.
– Да!.. – сказал гость. – Велико горе, но есть и радость… Верно, бабушка Шамсинур?
Старуха, поправив платок, вздохнула чуть слышно.
– Ай, сынок Ахметвали, как тут не будешь благодарен Аллаху… Одинокими остались мы, вот скоро и помирать пора… Если бы не колхоз, куда бы нам деваться? Ведь вся деревня заботится. Нет, нет, жаловаться грешно, мы довольны, спасибо… Но, – старуха смолкла, стараясь подавить слёзы. – Тяжело, тяжело нам, душа надломилась… Никак не можем забыть, сынок Ахметвали. Вырастили единственного сына, уехал он и пропал. Остался ребёнок его, Батырджан. Этого берегли как зеницу ока, но теперь вот и он…
Слёзы не дают ей говорить – они обильно льются по морщинам. Беззвучно плачет бабушка Шамсинур.
Ахметвали, склонив голову, медленно проводит рукой по лбу, губы его сжимаются.
И вдруг тихонько звучит потухший голос старика Лукмана, разговаривающего как бы с самим собой:
– Не вернулся. Что ж поделаешь с ним?
Ахметвали вздрогнул. Не по себе стало ему от беспомощных слов старика, почудилась в голосе какая-то детская обида на внука, который не возвратился…
Ахметвали ещё долго сидел у них. Утешал, как мог. Но даже когда, передав бабушке Шамсинур принесённые чай и сахар, распрощался и ушёл, не мог освободиться от холодящих сердце слов старика Лукмана.
Хотя он, Ахметвали, пробыв четыре года на фронте, вернулся домой счастливым, окрылённым радостью победы, но всё-таки остро чувствовал, что война оставила тяжёлые раны, которые не так-то скоро затянутся. Ему хотелось сделать хорошее, доброе этим осиротевшим старикам. Он шёл и думал, как бы вывести Лукмана и Шамсинур из этой холодной тёмной пустоты, вернуть их к жизни.
Одряхлел старик, опустился, но чувствовал, что жизнь вокруг него продолжается. Деревня ожила. В эту первую послевоенную осень она принарядилась, посветлела. Те, кто уцелел на войне, вернулись домой. Стало больше мужчин, и кое-кто из тех, что помоложе, под горячую руку даже сыграли свадьбу. Весело