Тяжёлой была зима девятнадцатого года, из деревни своей не выехать, больница далеко, доктора нет… Старики не отходили от постели Зайтуны, но были беспомощны перед грозной болезнью. Ай, дорогая душа!.. Старик Лукман с радостью поменялся бы с ней местами, только бы она, Зайтуна, такая молодая, не уходила!.. Нет, когда голубые тени лениво пробуждающегося зимнего утра упали на заледеневшие окна, Зайтуна спала… И больше не проснулась. Ушла с улыбкой, освободившись от всего земного…
Вон там, на мосту, показалась пёстрая группа женщин. Идут обедать. Скоро и Ахметвали придёт. Старик смахивает слезу. Первая слезинка за столько лет! Оказывается, он ещё может плакать.
Жизнь! Как бы ни злились ветры, всё равно не сломить им сосны, выросшей на каменистой скале. Как бы ни бесновалась война, сея смерть, всё равно пришёл ей конец, всё равно победила жизнь.
Батырджан!
Ведь остался же он от Тимерджана и Зайтуны! Значит, у стариков ещё есть и надежда, и счастье. Дорогая душа, Батырджан, он помог им ожить, утешением был, отрадой. Не прервался их род, он продолжается, и нет силы такой, и не будет её, чтобы смогла оборвать цепь жизни…
Так думал старик – то была обновлённая вера Лукмана. У старенькой мельницы, держа мальчугана меж колен, положив свои жёсткие, узловатые руки на тёплый живот малыша, размышлял он о том же.
Те же горы и та же река…
И посмотришь порой – эти горы похожи на стадо, а ручей словно кнут пастуха. И ещё эти горы похожи на славных батыров, что пришли из далёких-далёких неведомых стран и вдруг замерли здесь, увидав шаловливую речку. Она приковала их взоры. Стоят великаны, оробев перед нею, стоят и любуются беззаботной и милой речкой, а та журчит и журчит им, ласково улыбаясь.
Да, словно от гор, от земли и воды начинался род Лукмана. И сурово стоят великаны, и нежная речка течёт. Сам он рос на этой земле. И за пазухой этих гор, как орлёнок, вырос, окреп Тимерджан, а теперь черёд Батырджана, того малыша, что стоит меж колен старика.
– Э-эх, быть бы здоровым, что такое тогда пятнадцать – двадцать лет, – не заметишь, как пролетят. Увидеть бы, каким славным парнем вырастет Батырджан!
Внешностью и характером внук похож был на покойную Зайтуну. Как у матери, мягкие русые волосы, тонкие брови, из-под длинных ресниц смотрят большие серые глаза. Нос и губы отцовские, на подбородке ямочка… Был он застенчивым, неразговорчивым ребёнком, не шалил, а всё вертелся возле бабушки с дедушкой. Способный, рано выучил азбуку и пристрастился к чтению.
Когда в школу пошёл, учился хорошо, с удовольствием. Старики нарадоваться не могли, но скучали без него, и в большую перемену бабушка Шамсинур приносила ему, прикрыв передником, в деревянной миске горяченькие картофельные перемячи, а Лукман сам нетерпеливо шагал за внуком в школу, когда тот задерживался после уроков.
Старик был доволен, что внук занят пионерскими делами, только не мог долго ждать его, скучал. Когда Батырджан находился рядом, у старика настроение поднималось, душа была спокойна, даже работал бодрее и потихоньку что-то напевал.