в Западном Берлине в тот судьбоносный вечер в октябре 1980 года. Там поистине исследовалось пространство, хотя никто не покидал планету. Уже не требовались средства массовой информации, а трещины, благодаря которым падет Стена, были заложены в самой музыке. Звук и пространство, исследуемые в произведении «Ancora Da Capo», находились по обе стороны от границы Ленинград, Петроград, Санкт-Петербург; места, как и люди, носят разные имена, и по разным причинам. 15 ноября 1980 года, когда на ленту записывался альбом «Ancora Da Capo», город все еще назывался Ленинградом. Одиннадцать лет спустя ему вернули первоначальное имя – Санкт-Петербург. Долгое время запись концерта в Западном Берлине было невозможно достать. Поэтому сначала на виниловой пластинке выпустили живое выступление в Ленинграде. Я очень рад, что у меня есть оба издания. «Ancora Da Capo» в Ленинграде – потрясающий концерт.[1]
Обе части «Ancora Da Capo» начинаются звуками трещотки и заканчиваются продолжительным крещендо, настолько интенсивным, что может заложить уши. «Ancora Da Capo»/Берлин имеет такую же структуру, но абсолютно другое наполнение и конец, который обходит финальное крещендо и завершается танцем. Этот танец, быть может, замышлялся формально, но я так не думаю. Я уверен, что в последних минутах каждой версии содержатся ключи к пониманию взаимоотношений музыкантов. Но об этом позже.
Ленинградский концерт, хоть и записанный после берлинского, – первый трек на CD. И трещотки, которыми начинается концерт, могли быть африканским посланием, исходящим из сердца России. С таким посланием мог бы выступить Дон Черри, исполнявший африканскую музыку в Копенгагене в конце 1960-х годов после его дезертирства из Америки, когда он играл на карманном корнете с Орнеттом Коулменом и изменил композицию «The Shape of Jazz To Come». Но это не Дон Черри. Это трио Ганелина образца 1980 года в Ленинграде. Они приехали не для того, чтобы изменить название города, а для того, чтобы изменить музыку, которую будут слушать их почитатели. Это новая Россия.
Трещотка – как шорох ползущей в траве змеи. У Владимира Чекасина два саксофона, на которых он играет одновременно, деревянная флейта и бас-кларнет. В этом триптихе он шут; «Da Capo» блещет юмором изнутри. Что делать с человеком, который раздувает меха, извергающие огонь? 15 ноября 1980 года трио Ганелина не идет на поводу у зрителей. Змея в траве продолжает шуршать, но они не дают ей сбежать. Вячеслав Ганелин умудряется украсть на рояле кусочек фразы у Телониуса Монка из его «Raise Four», но не продолжает тему. Вместо этого он играет на перкуссии, как бы сопровождая мелодию, которая звучит в его голове. Все это время Тарасов царствует на ударных. Он не просто держит ритм, он становится ядерным реактором. Звук трещотки продолжается до тех пор, пока у Че-касина не остается другого выхода, кроме как начать играть. Он выдавливает воздух через саксофон так, будто ищет частички кислорода.
Даже на этой ранней стадии выступления медленное развертывание части 1 «Ancora Da Capo» продумано архитектурно; нарастает ожидание, когда каждый из участников заиграет полным