интересный, хотя бы потому, что не правдив. Ах, да, вот эта скульптура и является саркастической метафорой к целому произведению. А зелёная губка – не губка вовсе, а мозг. Смысл сам улавливай.
– Я понял, дит. Видимо, как-то в наш район эта история перекочевала с ходом времени. Ещё бы, рабочий побеждает думающего. А как у вас в районе это произведение стало популярно? Разве оно не вызывает агрессию и злость, обиду, ненависть?
– Вовсе нет, – прохрипел доктор. – Поперёк глотки уже стоят эти рассказы о побегах, военных, сыщиках, о любви и так далее. Слишком много хороших концов. Я, уже не открывая книги, знаю, что всё в итоге будет отлично. В жизни совсем не так.
– И это Вы говорите о плохой жизни, дит Вильсман? – разозлился я. – Знаете, вот у нас популярны сказки и легенды с хорошими концами, потому что мы – надеемся и сила нашей веры велика. А Вы просто сдались, привыкнув, что всё подают прямо под нос.
Я тут же замолчал, а доктор Вильсман вытащил из внутреннего кармана увесистую красную флягу, глотнул из неё и метнул мне её в голову, попав в нос и скулу.
– Заткнись и иди в дом, сопляк.
Мне ничего не оставалось, кроме как следовать приказу, и я двинулся в дом, приложив окровавленную руку к носу и ступая за доктором. Внутри оказалось тепло, уютно и светло. Всюду были развешаны картины, мимо ходили худые девушки и мужчины в фартуках – занимались бытовой суматохой. На звук открывающейся двери сразу выбежали два ребёнка: пухленькая девчушка и толстый-претолстый мальчуган, явно являющийся старшим из детей. Девочка была чуть выше колена доктора и сразу обхватила папину ногу, а Вильсман младший уткнулся своей головой в пузо отца. Доктор немножко пообнимал детей и легким шлепком по попам отправил их обратно в комнату. После чего он развернулся, выхватил одного из служащих и что-то приказал ему, ну а я всё это время пытался заглушить пульсирующую головную боль.
– Значит так, – подошёл он ко мне. – Сейчас тебя отведут на крышу и покажут дыру. Там сейчас уже прибрались, так что твоё дело простое – сделай всё качественно, а потом вали отсюда.
Он развернулся и громко дыша, проследовал вдоль коридора, правой рукой разглаживая складки одежды на круглом животе. Вскоре после его ухода, в коридоре появилась черноволосая девушка с острым носиком. В руках у служанки был лёд, обёрнутый в полотенце. Она протянула его мне, сказав, что это приказ, и я должен приложить свёрток ко лбу. После чего она сразу двинулась по коридору, в воздушном пространстве которого ещё дрейфовал горький шлейф докторского одеколона.
Я двинулся за ней, наблюдая за изящными движениями её стройных ножек. Здесь она была абсолютно не вожделенной особой – худенькая, без торчащего вперед живота, с аккуратной попой и милым изгибом талии.
– Девушка, – обратился я к ней.
– Я не намерена разговаривать, – ударила она по моему приступу доброты.
Спустя три лестничных пролёта, мы оказались на крыше, где на полу горело несколько