лица мертвецов принадлежали когда-то живым жителям первого района – семье и друзьям дита Вилсьмана. Хотя теперь можно было его звать просто Вильсман, так как его жирная туша являлась опорой для всей этой мёртвой башни. Улыбнувшись, я вернулся на трон, вокруг которого уже выстроились толстые красавицы. Всё оставшееся моё времяпрепровождение будет покрыто лёгкой вуалью недосказанности.
Вновь очнуться мне пришлось в той же душной комнатке Густава. Стены продолжали светиться жёлтым, напоминая о событиях в моей голове, а звук монет, падающих с пышных грудей всё ещё эхом бегал в сознании. Потрясённый своими желаниями, я попытался отречься от увиденного, сослав это на стресс, испытанный мной сегодня. Но удалось это ненадолго, потому что в голову врезалась часто повторяемая Густавом фраза, которую я хоть и перевру, но суть не искажу: «Люди под Релеком всегда видят, как они говорят, полную ерунду. Кто-то топит своих детей, кто-то трахает соседа, а кто-то слизывает грязь со своих ног. Но никто из тех, кто считал своё видение бредом, не отказался от употребления Релека, так как в тех иллюзиях они были настоящими». И я с ним согласен, наверное. Самые заветные мечты, которыми мы делимся, становятся не настолько желанны. Мы даже можем представить себе их исполнение. Но мало кто себе признается в желании слизать со своих ног грязь, поэтому наша настоящая человеческая сущность всегда подавлена. Как было подавлено и моё скрытое желание богатой жизни в первом районе. Желая побыстрее избавиться от постыдных мыслей, я попытался отвлечься на окружающее меня. Хозяин-наркоман этой комнаты сидел на полу в странной позе, уткнувшись головой в кресло, а руки свесив вниз. «То ли умер, то ли под кайфом» – подумал я и проверил его дыхание. Густав был жив. Тогда я поспешил выйти из комнаты и хотел было убежать по лестнице наверх, но вынужден был остановиться. Уставившись в давно знакомые мне черты лица одной девушки, я обратился к одному из смотрящих за этим утопающих в своих слюнях стадом.
– Сколько уже здесь сидит вон та девица? – и указал на тело, укутанное во что-то, похожее на мешок.
– Чёрт его знает, у меня смена только сегодня началась. С утра она точно была, сейчас гляну по записям, – он подошёл к ней, глянул номер на её запястье и уточнил срок её пребывания тут. – Ну, третий день уже. Сожрала больше 30 порций.
– А остальное время что она делает? Не всё же время под кайфом лежит.
Смотритель вновь полистал бумаги.
– Ну да, она пару раз выбегала, но совсем ненадолго, – говорил большой мужик, просматривая страницы. – Тут написано, что не более часа, – он то и дело, тыкал мне в нос своим блокнотом. – Ну и ела тут несколько раз.
– Она нюхала Релек, ела здесь и почти жила три дня? Чем она платила-то?
Смотритель вывернул блокнот другой стороной и нашёл её номер с именем и формой оплаты.
– Так, Боргхильд её зовут, верно? Ага-а, натурой платила. Но не Густаву, здесь было бы написано.
– Спасибо, – сказал