коверкала слова, изображая вредных одноклашек. Я жалела ее, целовала сонные ресницы. Она потрогала мой крестик.
– Когда мне было шестнадцать лет, я ушла из дома.
Я рассказала ей, как вышла на конечной станции метро, села в троллейбус. Зашла в какую-то церковь и решила креститься. Мне сказали поститься, через неделю исповедаться и в назначенный день приехать принять Святое Крещение.
В назначенный день шел дождь. Через лужи у храма были положены доски, они прогибались и тонули, когда на них наступали, погружая идущего в грязь по самые щиколотки. Служба уже началась, я опаздывала. Подошел парень в резиновых сапогах. Я сказала, что иду креститься. Он предложил перенести меня. Я кивнула. Он аккуратно поднял меня, перенес через лужи и поставил на церковное крыльцо.
После службы батюшка спросил, знаю ли я молитвы. Я выучила «Отче Наш», молитву Богородице и Символ Веры. Священник приготовился крестить меня, попросил раздеться. За ширмой я сняла с себя все, кроме белой хлопчатобумажной комбинации. Я видела на картинках, что взрослых крестят в белой одежде. Ничего более подходящего в моем гардеробе не было. «Снимите это», – махнул рукой батюшка. На моей комбинашке были тоненькие кружева. Наверное, он посчитал их слишком фривольными для таинства. Не хотелось раздеваться. В такой момент мои помыслы должны были быть чистыми. Отогнав сомнения, я скинула комбинацию и приняла Крещение голой. Меня пустили греться в избу при церкви, мои волосы были мокрыми. Парень, перенесший меня через лужи, оказался церковным сторожем. Налил чаю, рассказал, что недавно с зоны. Он чистил картошку и рассказывал о том, как развлекался с козой, когда вышел из тюрьмы.
– До тебя страшно дотронуться, такая чистенькая, беленькая. Видать, правда – только окрестившиеся имеют силу Святого Духа, – скалился он из своего темного угла. Шрам на лице делал его улыбку кривой.
Пришел батюшка, отослал сторожа, взял меня за руку. Он говорил что-то о том, что служители культа – хранители тайного знания, которое прихожанам не понять. От церкви до остановки меня уже никто через лужу не переносил. Я запомнила, как ехала в троллейбусе с мокрыми ногами и мерзла. И волосы были еще мокрыми.
На работу мы с Алекс приехали с большим опозданием, растрепанные. Губы у обеих распухли.
Какое-то безответственное равнодушие охватило меня. Я сделала все, что могла, все, что было в моих силах и даже сверх того. Какая теперь разница – уволят меня или нет? Будь что будет.
Началось производственное совещание. Приехал Кристофер. На канале запускалось новое шоу, и он его лично контролировал. Он не утвердил ни одну из ведущих и неожиданно предложили вести шоу Алекс. Сначала все решили, что это шутка. Но американец был уверен, что она справится.
В перерыве Алекс утащила меня курить на лестницу.
– Он ведь не понимает, если я говорю неправильно. По-английски я могу шутить, но, когда надо говорить по-русски, я становлюсь той девочкой, которую увезли отсюда двадцать лет назад…
– Я могу исправлять, когда ты говоришь неправильно.
После совещания работать