кормят их с ложечки, кладут с собой в постель, целуют пуговичные глаза. Не хочу, чтобы мы когда-нибудь стали взрослыми и забросили друг друга на чердак.
Бабе всё-таки удается довести свой выводок до слёз, они орут, соревнуясь, кто кого перекричит. Через пляж мог бы проехать поезд, а мы бы и не услышали.
Увидев, что мы смотрим на нее, баба переключается на нас.
– Что, блядь, уставились? Стыда у вас нет! Тут люди с детьми ходят, нашли место, идиоты ебаные, блядь!
Мы переглядываемся, раздумывая, послать ее нахуй или проигнорить. Луц машет бабе рукой:
– Иди, куда шла; хуле надо? – и мне: Вот люди, посидеть спокойно не дадут.
– Да ваще охуевшие, – соглашаюсь я.
Баба тоже раздумывает, поорать еще или пойти своей дорогой, но дети тянут ее куда-то, и наконец они втроем сваливают к ларьку с кебабами.
– Может, тебе там что-нибудь купить? – спрашивает Луц, кивая в сторону палаток.
– Я не ем кошатину.
– Может, они из собак готовят.
– Собак вообще не люблю, даже жареных.
– Тебе не угодишь.
– Я принцесска, сам же сказал. – Я потрясаю рождественским подарком Луца – браслетом с подвеской-короной.
– Принцесска, да. – Луц ухмыляется краешком рта, и на его щеке – почему-то только на одной – появляется ямочка. Он помогает мне встать, отряхивает меня от песка, приглаживает волосы. – Моя любимая принцесска.
– Можно у тебя кое-что спросить?
– Ну.
Я прижимаюсь к нему, обнимаю за шею и говорю на ухо:
– У тебя встал?
– Сама потрогай.
Трогаю через штаны.
– Стоит… Классно вообще…
– Ты голодная сегодня. Давно не было?
– Давно было.
– Это не дело.
– Знаю. У тебя у самого-то когда было?
– Всё по расписанию.
– А что стоит тогда?
– На тебя всегда стоит. Хочешь мороженко?
– Хочу.
– Сейчас принесу.
Он уходит к палаткам с фаст-фудом. Я ложусь на бушлат и смотрю в небо. Наверху ни облачка, никакого движения, и чем дольше я смотрю в неподвижную голубую пустоту, тем сильнее мне кажется, что я сама куда-то плыву. От воображаемой качки меня начинает подташнивать, я выпрямляюсь, прикладываю к глазам ладонь, прикрываясь от солнца, и высматриваю Луца. За стойкой у палаток тусят две малолетки, они не отводят с моего мальчика жадных взглядов, хихикают и закатывают глаза. Заключаю сама с собой пари: подвалят они к нему или нет. В арсенале у них нарощенные волосы, китайские угги на посиневших от холода голых ногах и короткие дермантиновые курточки. Малолетки решают, что этого достаточно, и направляются к Луцу. Теперь я могу спорить, пошлет он их нахуй или внесет в свое плотное расписание – конечно, обеих сразу, он не тратит время на персональные аудиенции. Они перекидываются парой слов, но результат неясен: малолетки возвращаются к стойке, а Луц с мороженым идёт