меру, границу! Страсть к бане осталась на всю жизнь.
А печка русская, знакомая с детства! Однажды на соревнованиях по лыжам я простудился, зачихал, сопли текли из носа, поднялась температура. Мой тренер привел меня в избу с русской печкой. Хозяин налил мне чарку водочки, уложил на прогретую печь, накрыл шубой и к утру я был, как огурчик. Русская печь, как и баня на Руси, – спасение от всякой хвори. А того, у кого на селе её нет, в народе недаром нарекли беспечным…
А как не вспомнить братьев Александра и Василия Куниц. Жили на берегу речки с матерью. Держали гусей, имели хороший дом. Делились добром. По-доброму относились к нам, немцам – переселенцам. Гордились тем, что их дяде Алексею Сергеевичу Кунице в 1944 году посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза. Мы с интересом слушали, когда они рассказывали о том, что в октябре 1943 года он участвовал в боях за удержание плацдарма на Западном берегу Днепра, получил два ранения, но продолжал сражаться. Десятого октября 1943 года он погиб в бою, похоронен в селе Сосновка Сумской области на Украине. Позднее Николаевской школе было присвоено имя Героя-земляка Куницы А. С., где я учился, а затем в 60-е годы мы вместе с женой работали преподавателями.
Односельчане-фронтовики о немцах, как правило, отзывались уклончиво. Наш свояк Владимир Николаевич Чумак был призван в армию уже в конце войны. Первоклассный водитель, которому не было равных в селе (любые бураны ему были нипочем), сумел и там отличиться. Попав в войска Первого Украинского фронта ему посчастливилось 25 апреля 1945 года в качестве водителя командира одной из частей принять участие во встрече на Эльбе с американцами. Об этом он рассказывал с упоением, а когда его спрашивали, как же война с немцами, смущался: «Та бачив их. Було дило! Но ни одного нимца нэ убыв». Наш преподаватель математики в школе, Трифон Илларионович Тимко, прилично знал немецкий язык, по слухам побывал в немецком плену, ему удалось бежать, но об этом предпочитал вообще не вспоминать. Некоторые же с ненавистью говорили о немцах, иногда по пьянке позволяли себе оскорбления и в адрес местных. Эти настроения подогревались наличием комендатуры, под надзором которой все немецкое население от мала до велика в глухой казахской степи находилось долгих пятнадцать лет.
Всю войну мама ждала отца с фронта, может вернется, не вернулся и после войны. Предсказания цыганки не сбылись.
В моем архиве хранятся два письма отца: одно бабушке, его матери Анне Адамовне Круг по штемпелю от 27.06.1941 года, в первые пять дней войны, когда он уже в составе Пятой Воздушной армии в качестве политрука был в Киеве и другое – родителям мамы дедушке и бабушке, с которыми у него были самые теплые отношения – они его любили, как родного, и он им платил тем же. К сожалению, последнее тоже из Киева.
Вот эти письма;
Первое в переводе от 27.06.1941 года:
«Дорогая мама! Сообщаю, что сегодня я прибыл в Киев —удивительно прекрасный город. Я здоров и готов нести