собаки. Говорю отцу: «М-м, смотри-ка. Сегодня туман». А он мне: «Где?». «Посмотри на месяц». «Ну, звездочки-то все равно видно». Так вот туман всегда низко. А если подняться повыше, то можно увидеть радугу… Или небо. А кто-то увидит звезды, рассыпанные в ночном небе… И несмотря на то, что она сумасшедшая, мне все равно нравится слушать красивые вещи, которых у нее много…
– Кто? Чьи?
– Ну, а кого я только что боялся?.. Радуги вам, госпожа Мадонна. И большого… широкого звездного неба… Оно было не моим… а теперь – оно ваше.
– Печальная шутка. Если это шутка…
– Отчего же? Когда то же самое говорит Рабинович, всем сразу понятно, что он имеет в виду. Но я-то не Робинович. Черт меня знает, куда я клоню… Я – молодой. Она – богатая… Говорю ей спасибо за то, что я есть… Где логика?
– Логики – ноль…
– Очевидно. Стоит ли ради этого перевоплощать чужие небеса в цинизм? Кто знает ответ на этот вопрос? Я? Нет.
Молчим. Поправляю очки. Строю предположение:
– Не верится, что это всё в вас помещается.
– Верю… Случалась со мной однажды еще такая одна история. На выпускном вечере встречаемся в одиноком плохо освещенном месте, – у гардероба, – с мальчиком-танцором и его подружкой, – очень веселой. Заговорили. Он мне читает свои стихи и спрашивает: «Не веришь?» (что его). «Не верю, – говорю». Плохое у меня было настроение. Мальчик очень обиделся, ушел и забрал с собой свою подружку девочку-танцовщицу. Не удалось ему найти во мне родственной души. Видимо, я не танцор. Но это не конец. Всю нашу беседу вы отмалчиваетесь или задаете короткие вопросы, поэтому мне в кои-то веки приходится говорить неимоверно много. А я люблю молчать и слушать тоже. Это – вторая история, которая со мною случилась. И наконец, третья. Прихожу как-то за репортажем в городской суд, а там идет судебное разбирательство о содержании книги, которая затронула интересы отдельных людей и вызвала широкий общественный резонанс. Представьте мое удивление, когда из зала суда в окружении репортеров и своего папы выходит девочка, которой от силы лет восемнадцать – автор. С внешностью не самой писательской по двенадцатибальной шкале красоты. А вернее совсем неписательской. Так вот, Aisha… Ecoutez moi. Вещи такие, какими они не всегда нам кажутся. Вы думаете, это я молод для своих «лет»? Это она молода. Такие вот девочки есть у нас в Севастополе. Я не спрашивал ее имени. Мне было неинтересно. Я думал, что в том, что с нею случилось, как минимум, виноват её папа. Или на худой конец призрак отца Горацио…
– Кто нравится больше всего из тех, кого упоминали?
– Недостаточный список. К нему надо прибавить тот, в котором мы выразим нашу общую благодарность другим людям и еще мой личный.
– Кто они?
– Очень длинный список.
– И всё же…
– Я понимаю так, что этот вопрос звучит примерно, как: «С кем из знаменитостей, которых мы упомянули и еще упомянем, я бы хотел встретиться лично?».
– Надо понимать – так.
– Ни с кем.
– Почему?
– Ко