что он смотрит все так же, как раньше, не в силах отвести взгляд, и касаться друг друга губами, потому что это нужнее воды.
Тут я зачем-то прихожу в себя. Дерево надо мною превращается в неодушевленную и упрямую стойку капельницы, половина раствора уже выпита веной. К счастью, есть Артем. Если в этом мире не бывает такого лета, где на одной-единственной лужайке у меня есть все, то хорошо, что в настоящей реальности есть Артем. Где же он? Он мне нужен.
Вынув из себя иглу со стоном, точно это пронзающая сердце сабля, совершив небольшой подвиг подняться на руках, я фокусирую зрение и вижу напряженную фигуру, лысоватую, с бандитской физиономией. Отец Инны сканирует меня, словно хочет затравить, как дикого зверя.
Нееет. Мне нужен не этот Артем!
Изнутри поднимается к коже озноб. Мне хочется натянуть ему на голову мешок. Спустя осколки мгновений холодный пот собирается на коленных и локтевых сгибах. Я провожу пальцами по лицу, но не чувствую на пальцах влаги. Этот пот ментальный.
– Убирайтесь. Или заору. – Голос похож на сквозняк, бегущий по тоннелю горла. На стене имеется кнопка вызова, напоминаю я себе, вновь обрушиваясь от бессилия на постель.
Памятник, который похож на неподвижную копию Артема Лорана, виснет надо мной, вырастая медвежьей тенью, и я вновь отрываю от подушки затылок, чтобы посмотреть, что предпринял памятник после моего пробуждения. Сначала он год с половиной меня гипнотизирует, а затем наконец-то заговаривает:
– Сколько еще ты будешь науськивать на меня своего красавца?
На стене есть кнопка вызова, вот эта, похожая на дверной звонок, – уговариваю я себя не паниковать, – все будет хорошо.
Вот бы и в лесу на деревьях имелись такие кнопки, на случай если на тебя нападет волк или медведь, потому что ощущение сейчас аналогичное. Но о чем идет речь в разговоре, затеянном отцом Инны, я не могу понять, не могу и не хочу. Зачем? Реальность отстойная и в ней никогда ничего не изменится. Когда все вокруг выгорит, обращаясь в черно-белого вурдалака ночи, ничего не изменится. Когда к трем-четырем часам ночи замолчит все, даже ветер, ничего не изменится. Мы все будем все также одиноки на своих крышах.
– Убирайтесь! Я вызову охрану одним нажатием на кнопку! – на самом деле, конечно же, всего лишь медсестру, но этого будет достаточно и, как мне кажется, приукрашенная угроза должна прозвучать более зловеще.
– Я повидал вещи пострашнее больничной охраны. – А я, кажется, ошибся. – Я был в Афгане. – Говорит он так, словно находится там прямо сейчас. Может, он все еще там? Может, он так и не смог вернуться? – Я видел, как моя дочь потеряла здоровье, друзей, себя, а потом и свою жизнь. Спасибо тебе, что заставил ее улыбаться, но ты перегибаешь палку, докладывая своему другу о наших разговорах, чтоб я, полковник в отставке, стоял перед каким-то сопливым пацаном и чувствовал себя полудурком.
– Он не пацан,