Чертов редкий солнечный день. И у меня нет Артема.
– Впервые за всю карьеру я попал в тупиковую ситуацию. – Мне плевать на слова этого гада. – Не в сложную, здесь всякого насмотришься. А в тупиковую. Когда, что бы ты ни предпринял, любой исход заставит тебя чувствовать вину. Я должен был выбирать между двумя жизнями.
Мне плевать, что свинодоктор прикрывается договором, как плащом. У меня нет Артема и больше всего меня интересует вопрос, что с нами всеми дальше будет. Со мной, мамой, Петром и Кариной. Глубоко внутри тусклой лампочкой мелькает мысль – слава богу, Сергей этого не видит, слава богу, пацан в лагере в другой части страны. Да будет так. Я начинаю щипать губу. Сощипываю до тех пор, пока Саутнер не убирает мою руку подальше от несчастного рта. Вот тогда я понимаю, что делаю. Обычно я не замечаю, как сощипываю с губ кожу, но я знаю, что занимаюсь этим регулярно. Если бы сейчас ко мне пришел Толя, мне было бы больно его поцеловать.
– Впервые слышу такую историю. – Я ломаю кость в своем языке и наконец-то могу отвечать. Желание отбить внезапную мысль помогает мне это сделать. – Чтоб врач убил одного человека ради другого, прикрыв свой зад документом.
– Твоя мать умирала. Артем… Я отговаривал его. Но наши подписи уже стоят на договоре, где написано, что он осведомлен обо всех рисках.
– Это косяк, доктор. Я считаю, это косяк. За который пора присесть. Скажите серьезно, без шуток, вас реально защищает этот договор в вашем сейфе?
У Саутнера случается короткий приступ виноватого молчания.
– Да. – Говорит он. – Только он. Если договор исчезнет, меня можно будет осудить. Вплоть до лишения свободы. Учитывая тяжесть ситуации. Я все испробовал, чтобы его откачать. Клянусь. Но его организм не выдержал потери крови.
Имел я его клятвы. Я заглядываю в дыру в своем сердце. Артема нет и мне впервые в жизни стало не до Толи. Вот это да. Насколько плоха неизбежная словно смерть ситуация.
– Я хочу понять, Борис Витальевич, как в одной из самых оборудованных и надежных больниц страны закончилась такая вещь, как донорская кровь?
Саутнер примирительно выставляет ладонь.
– Не говори о донорской крови так, словно это медицинские перчатки или шприцы. Мы могли бы в другую больницу перевезти Таню, но она бы не дотянула. Карина привезла ее сюда, зная, что как жена нашего врача, Таня могла бы здесь получить любую помощь.
– А в ином случае умирающий человек должен сначала вывернуть карман, – подворачивается мне на язык одна из моих глупостей.
– Слава, все было законно.
– Как сказал бы Артем «Это что-то новенькое».
– Артем был знаком со всей основной документацией мед-центра. Он был любопытен на информацию. Думаю, именно это в сочетании с умом помогало ему хорошо учиться и побеждать – он хотел, и он делал.
Беспроигрышная стратегия. Я тоже скоро буду хотеть и делать. Как бывало прежде, пока на меня не наехало колесо автобуса, за рулем которого