врачей не хватит тюрем. – Сказал юрист напоследок, и эти слова тоже врезались в меня, как столб посреди трассы.
Что было после этого – смутно помню.
Запомню похороны в понедельник. Запомню Карину, Петра, напоминающие скорее свой рентгеновский снимок, чем самих себя прежних. Рок-звезда, обещавшая когда-то умереть не раньше, чем сама окажется в гробу, выглядит в этот день мертвой, источившей запасы своей выносливости.
Мое мироощущение стоит впритык ко всем странностям в мире – я не бушую и даже стою на ногах. А при этом внутри «у меня Артема больше нет».
Я навсегда запомню черную дыру в земле. Она как дьявольская пасть. Как открытая рана, которая никогда не затянется.
Как мало времени нужно, чтобы твоя жизнь полностью сошла с ключа. Карина-то в курсе, насколько мало для этого нужно. Одного мгновения. За несколько минут до того, как ехать на похороны, Карина призналась, что через какое-то время после смерти Джордана чувствовала прикосновения и поцелуи. И как будто кто-то ходит за тобой. Но списала все на слишком сильные впечатления, которые оставались с ней после написания песни «На шаг позади».
– Это был момент, когда метафора обрела клетки. – Сказала Карина, и замолкла. В ее молчании я прочел концовку слов: «Забудь. Глупости», – добавила она скрытым голосом, и я услышал. Вот только не забыл.
Внутри заваленного крестиками и холмиками леса, в мае, вовсю сияющего всеми возможными оттенками зеленого, Стелла Калинская вкладывает свою руку в мою ладонь. Оказывается, она тоже приехала. И ведет себя, словно я ее давний друг. В ее глазах я вижу не сколько сочувствия, сколько поддержки и дружеского кивка в пользу силы, с которой я должен дальше жить. И тогда моя рука сама сдавливает руку Стеллы посильнее.
Погода мне не нравится больше всего. Деревья, это море густого зеленого цвета, густого голубого цвета в небе и чистое золото солнца, обрушившееся на лес прямо из космоса, словно-таки поздравляют планету, которая наконец-то избавилась от Артема.
Я хочу опрокинуть мир вверх тормашками. Чтоб солнце оказалось внизу, и мы затоптали его ногами. Чтоб цветы росли с той стороны почвы, прорастали под землю и не пахли. Это лето для меня не пахнет как лето – оно пахнет смертью Артема. И я каждый год буду это ощущать. Мне надо увидеть типичные питерские облака. Больше и больше серых и черных облаков. Я лучше б согласился на сильнейший ливень, насквозь пробивающий зонтики и черепа людей, чем жариться под самым весенним солнцем на свете в самый страшный день, потому что этот желчный на зеленом – неправильно, и неправильно это чистейшее небо, под которым только кататься на прогулочном катере, и первые ласточки неправильно, и это тепло, когда должно быть холодно-холодно-холодно.
Стелла чуть качает мою руку, ее белокурое каре щиплет мои глаза на фоне черных одежд, в лице ее я читаю, что она хочет попросить меня сказать об Артеме пару слов.
– Как