рамке; она улыбалась так проникновенно, что не составляло труда угадать ее голос и задор смеха. Слева от стола, друг напротив друга теснились кресла стиля рококо, удостоенные слоем пыли и старости, а сразу за ними винтовой лестницей с изощренными резными перилами поднимались вверх ступени, укрытые белесой грязью и тем, что осталось от гладкого ковра. Я лежала на одеяле и даже сквозь толстый слой шерсти чувствовала холод от каменного пола, а кроме того чувствовала, как стучат виски звуком колес мчащегося по рельсам поезда. Осознав окончательно, где нахожусь, я подскочила, но головокружение остановило мою прыть. Я оперлась на стену и тотчас отстранила руку: она была ледяной, липкой и влажной наощупь. Откуда-то издалека доносилось карканье залетевшей в поднебесье потолков вороны. Я прекрасно помнила, как кто-то схватил меня за руку перед тем, как мне потерять сознание. Но размышлять в жутком месте, не взирая на отсутствие видимых признаков жизни, приравнивалось к безумию, и я, собрав остатки сил, потащилась на легкое дуновение ветра, более тёплое, чем воздух в особняке. Тяжелая дверь поддалась со второй попытки, и я очутилась на улице.
Вокруг парило безмолвие, и только пожухлые листья, прикрывая выжженную солнцем траву, звучно шелестели под ногами. Голова ещё кружилась, губу сильно дергало, а мои волосы ещё ощущали на себе крепкую хватку Марты. Я думала о Молли. Вся отвага и её угрозы были внушительны до тех пор, пока страх кошмарного дома не обратился против нее, и по натуре она оказалась трусливой мягкотелой хвастуньей.
Я прошла мимо замшелой чаши фонтана, укутанной плющом, по разрушенной мощенной дорожке и вышла за железные ворота. Они прокалывали воздух острыми пиками и погребальным стилем вполне дополняли входную дверь особняка. С наружной стороны ворот был пригвождён почтовый ящик, где цифру 63 безжалостно изводила ржавчина. Сверху виднелся уголок белой бумаги, и моё сердце в отчаянии забилось. Неведомый порыв заставил меня приподнять крышку и убедиться в том, что на дне покоилось письмо. Я достала его, и в ту минуту ослепительный свет фар пролился на тропинку, ведущую к воротам от тротуара. Я зажмурилась, судорожно пряча конверт за пазуху куртки. Сердце охватила агония, когда тишина обрушилась легким скрипом, точно несмазанных пружин, за которым последовал топот ботинок, опустившихся на землю, и фары потухли. С нетерпеливым волнением я вгляделась в темные очертания, где различался силуэт человека в свободной одежде, голова которого относительно шеи смотрелась несуразно большой. Он сделал несколько неспешных неуверенных шагов, и меня бросило в жар от визуального обмана, поскольку принятое мной за голову, оказалось защитным шлемом, а тем человеком был Лео Ферару. Чувствуя, как почва уходит из – под ног, я была готова вновь потерять сознание от страха, подпитанного кошмарными сновидениями, ещё так живо всплывающими в памяти. В полуночной мгле обезображенного дома, где двадцать лет назад вершил возмездие доктор Ньюман, Лео Ферару выглядел чудовищем